Американец молчал – и это была если не победа, то, по
крайней мере, возвещавшие ее приближение фанфары. Бестужев встал и, сделав два
шага к двери, продолжал так же холодно:
– У меня есть показания стюарда, есть бомба, и этого вполне
достаточно. Сейчас я кликну матросов, офицера, детектива – и они без всякого
уважения к вашей американской демократии препроводят вас под замок. И ваше будущее
будет именно таким, как я его детально описал. Коли уж вы оказались дураком, не
способным к компромиссам, вас и жалеть нечего… Все.
Он направился к двери, распахнул ее и громко обратился к
инспектору:
– Пожалуй, этого господина все же придется…
Офицер сделал знак, и оживившиеся верзилы-матросы двинулись
в каюту с самым решительным видом.
Бестужев выжидательно повернулся вполоборота к сидевшему за
столом адвокату. И не особенно удивился, услышав вскрик:
– Подождите!
Особенного триумфа он не испытывал, но все равно, приятно
выигрывать… Заступив матросам дорогу, глядя через плечо ближайшего на стоящих в
коридоре, он громко сказал:
– Простите, я поторопился… Мы еще какое-то время поговорим
наедине с этим господином…
Офицер приказал что-то на английском, и матросы попятились в
коридор с выражением явного разочарования на лицах – очень возможно, им гораздо
больше нравилось предаваться таким вот, пусть и непонятным им забавам, нежели
выполнять свои рутинные нелегкие обязанности. Захлопнув за ними дверь, Бестужев
вернулся к столу, сел и приятно улыбнулся:
– Итак, вы все же склонны к разумным компромиссам?
Адвокат мрачно таращился на него исподлобья:
– А что еще прикажете делать? Сделку вы мне все равно
сорвали, это совершенно ясно, денег мне клиенты не заплатят ни гроша, какие у
меня перед ними обязательства? Я не ангел и знаю за собой кое-какие грешки, но
вот оказаться за решеткой в роли сообщника этого чокнутого итальянца с его
бомбами – слуга покорный! Бомбы – это не мой бизнес, категорически… Что вы,
собственно, от меня хотите?
Бестужев показал на другой стол, меньших размеров, в углу
каюты:
– Там письменный прибор и бумага. Я не проверял, но вряд ли
чернильница в каюте первого класса может оказаться без чернил… Садитесь и
пишите: о ваших клиентах, о том, как они предложили вам завладеть изобретением
Штепанека…
– Простите! – так и вскинулся Лоренс. – Я вас
вынужден попросить соблюдать максимальную точность формулировок. Слово
«завладеть», согласитесь, несет в себе некий криминальный оттенок, а
уголовщиной я не занимаюсь. Мои наниматели поручили мне самым законным образом купить
у инженера его патент и все сопутствующие бумаги…
– Бога ради, – сказал Бестужев. – Давайте
соблюдать юридическую точность формулировок, ничего не имею против… Пишите о
том, как ваши клиенты предложили вам купить изобретение. Подробно перечислите
их имена и названия фирм. И, разумеется, составьте, если можно так выразиться,
отчет о проделанной вами работе: как вы с помощью Кавальканти вместе с вашими
молодчиками вторглись ко мне в каюту… Что такое? Опять не те формулировки?
– Ну конечно, – мрачно сказал Лоренс. – Мы нанесли
вам визит и сделали деловое предложение, от которого вы отказались… Именно так.
Должен же и я получить какие-то выгоды за то, что пошел на компромисс?
– Ну вы и жук, – покрутил головой Бестужев. – Вы
получаете уже ту выгоду, что остаетесь на свободе… Ладно. Вы нанесли мне визит…
Все равно, подробно опишите, каким образом ваши… ассистенты проникли в первый
класс. И роль Кавальканти в событиях не забудьте должным образом отразить.
– С удовольствием, – язвительно бросил Лоренс. –
Эта особа благородного происхождения меня нисколько не заботит… Но про бомбу я
ничего писать не буду. Я и в самом деле ничего о ней не знал, пока вы ее не
притащили…
– Не пишите о бомбе, – сказал Бестужев с величайшим
терпением.
– Должен предупредить: я пишу по-французски гораздо хуже,
чем говорю, получится несколько коряво и безграмотно…
– Ничего, – сказал Бестужев. – Лишь бы было
разборчиво и содержало все, что мне от вас нужно… Ну? Или вам опять что-то
препятствует?
– Да нет…
– Тогда за дело, черт возьми!
Вздохнув, адвокат нехотя поплелся к письменному столу,
уселся, открыл крышку чернильницы. Бестужев терпеливо ждал, барабаня пальцами
по столу и стараясь не выпускать Лоренса из поля зрения, – мало ли какой
отчаянный номер тот способен выкинуть, оказавшись у разбитого корыта…
Нет, все прошло гладко. Примерно через четверть часа Лоренс
шумно отодвинул кресло, покосился на Бестужева:
– Извольте…
Бестужев наскоро пробежал взглядом исписанные листки: почерк
крайне разборчивый и аккуратный, но ошибок во французских словах и в самом деле
предостаточно. Впрочем, это не имело никакого значения…
– Да, это то, что нужно, – кивнул он. – Все эти
господа и фирмы, я так понимаю, имеют отношение к кинематографу?
– Самое прямое.
– Я уже успел уяснить, что главный доход извлекается не из
производства фильмов, а из их показа в кинотеатрах…
– Совершенно верно, – не без сарказма ответил
Лоренс. – Вы удивительно точно ухватываете суть дела…
– И изобретение Штепанека действительно нанесет огромный
ущерб этим доходам?
– Не то слово. Хейворт зол на них, как черт, за то, что его
не пустили в этот бизнес, и жаждет отомстить. С его деньгами и хваткой он
способен причинить моим клиентам… бывшим клиентам серьезнейший ущерб. Правда,
вас это наверняка не интересует?
– Совершенно не интересует, – чуточку рассеянно ответил
Бестужев, тщательно складывая листы вчетверо и пряча их в карман. – Это
ваши американские дела… Ну что ж, позвольте откланяться.
– И не забудьте эту гадость, – кивнул адвокат на
саквояж с бомбой. – Мне она совершенно ни к чему.
– Ну разумеется, – кивнул Бестужев, подхватывая
саквояж. – Я надеюсь, у вас достанет благоразумия не сообщать о нашем
разговоре… и о ваших признаниях синьору князю? Насколько я знаю эту публику, он
может на вас чертовски разозлиться и, чего доброго, схватиться за револьвер или
стилет…
– Не учите ученого. У меня нет никакого желания получить нож
под ребро от этих сумасшедших анархистов.
– Вот и прекрасно, – сказал Бестужев. – Всего
наилучшего!
Выйдя в коридор, он самым деликатным образом раскланялся с
офицером:
– Благодарю вас, вы мне очень помогли…
Тот коснулся пальцами козырька фуражки и, кивком приказав
матросам следовать за ним, направился прочь. Инспектор, разумеется, остался. С
любопытством спросил:
– Ну как? Он все написал?
