– Сэр, может быть, вы положите эту штуковину, мы все сядем и
попытаемся разобраться спокойно в тех опасностях, о которых вы говорите?
Обсудим все…
Профессор саркастически расхохотался в лучших традициях
мелодрамы:
– Нет уж, благодарю вас! Я не мальчик, у меня седина на
голове, и жизнь я повидал, как и людей… Стоит вас подпустить, вы тут же
наброситесь, отберете у меня бомбу, и все пойдет прахом. Поймите вы, английский
болван, я забочусь о тех тысячах безвинных людей на борту, что обречены на
смерть в самой скором времени! Довольно болтать! Позовите сюда этого… не знаю,
как он у вас зовется… того, что распоряжается грузами. Пусть ящик с мумией
принесут сюда, чтобы я убедился, что вы меня не обманываете. Иначе…
Он сделал многозначительное движение тем, что держал в
руках, потом снова прижал его к груди обеими руками, так сильно, что коробка
даже чуточку смялась.
– Ну, зовите, зовите… этого, по грузам! – прикрикнул
профессор. – Видит бог, если у меня не будет другого выбора, я взорвусь к
чертовой матери и всех вас прихвачу с собой… – Он запрокинул голову, прикрыл
глаза. – Боже мой, какова интенсивность эманации, зло едва ли не
высвободилось… Вы ощущаете, Михал?
– Да, конечно, профессор, – торопливо подтвердил
Бестужев, делая крохотный шажок в сторону профессора и с радостью убедившись,
что это не встретило протеста. – Вибрации сгустились невероятно… – еще
шажок. – Здесь, в безлюдных морских просторах, это чувствуется особенно
остро…
Мысль работала с лихорадочной быстротой. Он прекрасно успел
рассмотреть картонку в руках профессора – нигде не видно фитиля, который можно
поджечь, шнурка, дернув за который можно вызвать взрыв. Террористический снаряд
– вещь давно и хорошо знакомая, не так уж много вариантов приведения его в
действие существует. Там, конечно, может оказаться химический взрыватель,
стеклянная трубочка, которая при сильном ударе об пол лопнет и прольет свое
содержимое, а уж оно заставит сдетонировать начинку… Но профессор вовсе не
выказывает намерений шарахнуть бомбу себе под ноги, наоборот, держит ее так,
как скряга вцепился бы в мешок с золотом. Чтобы бросить свою адскую машину с
достаточной для удара силой, ему придется переменить хватку, взять по-другому,
а на это уйдут секунды, уж парочка точно… Если там вообще есть бомба…
Он, конечно, мог и ошибаться – и в случае его ошибки всё
здесь, в том числе и его самого моментально разметает на мелкие кусочки, так,
что и хоронить будет нечего. Однако кое-какой опыт придает уверенности…
– Господа! – звучно возгласил Бестужев, невозбранно
делая еще один шаг в сторону профессора. – Я прекрасно понимаю, что мы
мало соприкасались с помянутым господином профессором тонким миром… Если соприкасались
вообще… – он придвигался все ближе и ближе. – Но это еще не дает вам права
держаться столь скептически. Позвольте объяснить вам некоторые фундаментальные
понятия, хотя бы кратко…
Есть!!! Он ударил коротко и жестоко, профессор, взвыв от
неожиданной боли, согнулся пополам, разжал руки – но картонная круглая коробка
уже была в руках у Бестужева, и тот, держа ее на вытянутых руках, отскочил к
застекленной наполовину фронтальной стене рубки, ухитрившись при этом не
ушибиться спиной о ближайшее загадочное устройство. Медленно опустился на
коленки, с величайшим тщанием, словно вазу из тончайшего стекла, ставя шляпную
картонку на отдраенные едва ли не до блеска тиковые доски пола. Видел краем
глаза, как моряки кинулись к не пришедшему еще в себя профессору, повисли на
нем всей оравой, словно лайки на медведе, – но, не обращая на это
внимания, затаив дыхание, обеими руками решительно поднял круглую картонную
крышку, малость смятую.
Внутри лежали скомканные листы газеты – той самой,
издававшейся здесь же, на «Титанике». Один за другим Бестужев вынимал эти
комки, разбрасывая их по полу… пока не показалось дно. И никакой взрывчатки.
Он выпрямился во весь рост, чувствуя противную дрожь в
коленках и слабость во всем теле. Рубашка прилипла к спине так, словно за шиворот
ему выплеснули кувшин воды. В висках стучало: обошлось… обошлось… Он
зажмурился, помотал головой, слыша рядом шумную возню и яростные выкрики
профессора, уже, пожалуй что, отмеченные некоторым безумием.
Хотелось жахнуть стакан водки единым махом – чтоб отпустило…
Глава 4
Занавес падает
Судовой оркестр в просторном курительном салоне играл что-то
веселое и легкомысленное, более всего походившее на музыку из незнакомой
Бестужеву оперетки. Бестужев расположился в том самом укромном местечке за пальмой,
где давеча разговаривал с инспектором. Прихлебывал то кофе, то виски из пузатой
рюмочки и тихонечко злился – после недавних нешуточных треволнений хотелось
осушить сей сосуд одним духом, тут же заказать новый, а там и еще парочку.
Однако подобными манерами он привлек бы к себе всеобщее внимание, оказалось,
эти чертовы американцы именно что отхлебывают свое пресловутое виски куриными
глоточками, удивительно, что не кудахчут еще при этом… Приходилось держать себя
соответственно обществу.
А впрочем, нельзя сказать, что настроение у него было такое
уж скверное. Дела, смело можно сказать, продвигались успешно. Беднягу
профессора одолели численным превосходством и без лишнего шума препроводили в
уединенную каюту, где он сейчас и пребывал в компании судового врача – коему
наверняка рассказывал обстоятельно и пылко об эманациях зла, вибрациях
эктоплазмы, древнеегипетском проклятье и тому подобной чепухе. Бомба оказалась
пустышкой, все целы и невредимы, рулевой вновь взял в свои руки управление
кораблем, движущимся по океанской глади со скоростью едва ли не сорок верст в
час. Луиза, как и следовало ожидать, вскоре принесла в радиорубку телеграмму,
адресованную дяде и гласившую: «Неожиданно встретилась с кузенами, больной
чувствует себя лучше, опасений нет». Нетрудно было догадаться, что она прилежно
сообщала о появлении конкурента – зато Штепанек, надо полагать, проявил
достаточно изворотливости и сумел успокоить спутницу – иначе телеграмма
наверняка получилась бы более эмоциональной. Так что и с этой стороны все в
порядке.
По размышлении Бестужев не стал укрываться в каюте второго
класса – он просто-напросто спрятал там саквояж с бомбой, а сам остался в
первом. Во-первых, следовало на всякий случай находиться поближе к Штепанеку,
во-вторых, после короткого совещания с инспектором они сошлись на том, что для
пущей надежности синьора Кавальканти все же следует взять. Дождаться, когда он
попадется на глаза (в каюте его не было), под благовидным предлогом выманить в
уединенное местечко, ну, а там все уже пойдет по накатанной, благо и оружие у
обоих имеется, и некоторый жизненный опыт общения с такими именно субъектами, и
даже наручники принятого в Скотленд-Ярде образца. Не стоит, право же, и далее
разгуливать на свободе человеку, непринужденно возящему в багаже адскую машину.
Запереть потихонечку в отдаленную каюту, а по прибытии судна в порт передать
нью-йоркской полиции, у которой, по словам инспектора, тоже накоплен немалый
опыт общения с подобными господами. Шайка Кавальканти, неожиданно лишившись
предводителя, будет пребывать в бездействии, как это обычно в таких случаях и
бывает. Самостоятельно они, будучи пассажирами второго класса, не рискнут
проникать в первый для розысков главаря.
