— Догадываюсь, — сказал Бестужев. — Я к вашим
деловым качествам никогда и не относился пренебрежительно…
— Может быть, все-таки позволите войти? Это невежливо,
в конце концов — заставлять даму ждать в коридоре…
— Разумеется, — сказал Бестужев, отступая на
шаг. — Прошу, мисс Луиза.
Он был напряжен и готов к любым решительным действиям — для
них, кажется, пришла самая пора…
Оглядевшись чисто по-женски, оценивающе, Луиза прошла в
гостиную и уселась в кресло.
— Вы неплохо устроились, — сказала она
светски. — Наверняка кто-то посоветовал?
— Да, что-то вроде того, — светски сказал
Бестужев. — Виски с содовой?
— О, вы стремительно американизируетесь! Будьте так
любезны.
Бестужев уже с некоторой сноровкой плеснул виски, добавил
шипучей содовой из сифона, подумал чуть и бросил в стакан чуть подтаявший кубик
льда, ухватив его затейливыми серебряными щипчиками. Себе налил чистого, не
оскверняя его всякими глупыми ингредиентами.
Луиза поднесла стакан к губам, сделала пару глотков — как
можно было догадаться, не эпатажа ради, а потому, что имела уже дело с этим
сомнительным нектаром.
— Вы везучий человек, — сказала она. — Когда
я прочитала имя Штепанека в списке спасшихся, у меня какое-то время теплилась
надежда, что это все же он, а не вы…
— Я говорил вам тогда, на пароходе, чистую
правду, — сказал Бестужев. — Я опоздал, его успели убить… те, что
были конкурентами и мне, и вам.
Луиза прищурилась:
— Прискорбно. Очень прискорбно. Но все его документы
ведь у вас? И не отрицайте. В госпитале Святого Бернарда прекрасно помнят, что
снимали с вас, мечущегося в лихорадке, черный резиновый пояс, в котором был
мешочек с бриллиантами, золотые, монеты и кипа документов с чертежами… —
она указала тонким пальчиком на живот Бестужева. — Если я хоть что-то
понимаю в жизни, этот пояс сейчас на вас…
Бестужев прислушался — нет, дверь никто не открывал, спутник
Луизы остался на страже в коридоре. Это называется — влипли, господин ротмистр…
Не нужно спешить и нервничать, наоборот, следует затянуть беседу как можно
дольше. Во-первых, долгая мирная беседа чуточку расслабляет противника,
во-вторых, нужно знать, что против него замышляют эта красотка и ее дядюшка.
Она сама обо всем расскажет, подробно и обстоятельно, атакующая сторона в такой
ситуации просто обязана грозить и пугать, не обязательно грубо…
Бестужев поклонился:
— Полное впечатление, что вы применяете эти, новомодные
икс-лучи, о которых писали газеты, и с их помощью видите сквозь одежду… Пояс,
конечно же, при мне. Ну, и что? По-моему, я еще в Европе говорил вам, что мы
заключили со Штепанеком договор по всем правилам, и я законный собственник
патента.
— И вы можете этот договор предъявить?
— Не могу, — честно сознался Бестужев. — Моя
копия осталась в каюте и пропала вместе с «Титаником». Но оригинал находится у
моего начальства.
— Одна загвоздка: между вами и вашим начальством — не
одна тысяча миль океана… Вы не в самой лучшей ситуации, — сказала Луиза
холодно. — Вы, как мне уже известно, не знаете ни слова по-английски,
совершенно беспомощны в Нью-Йорке…
— У меня есть деньги, — сказал Бестужев,
улыбаясь. — Достаточно нажать вон ту кнопочку, чтобы явился расторопный
молодой человек и выполнил любой мой каприз, в пределах разумного, конечно.
Интуиция мне подсказывает, что не так уж трудно найти в этом огромном городе
секретаря, который был бы и переводчиком, с самых разнообразных языков…
— Однако вы самоуверенны, — покрутила она головой.
— Я уверен в себе, а это не одно и то же, — сказал
Бестужев. — Или я неправ? Вы молчите…
— Секретаря, действительно, найти нетрудно, —
сказала Луиза, задумчиво вертя стакан в унизанных драгоценными кольцами
пальчиках. — Переводчика тоже. Однако, любезный друг, существует гораздо
более серьезное затруднение, отягощающее ваше положение. Вы здесь совершенно
один. Здесь вам не Европа. Дядя посоветовался со знающими людьми, и они
заверили: у нас, в Штатах, ваши европейские тайные службы не устроили никаких
сетей. Они мало интересуются нашей жизнью и нашими секретами. В лучшем случае,
в вашем консульстве есть какой-нибудь человек, чьи функции не ограничиваются
дипломатическими. И только. А вам еще надо до него добраться… или ему до вас. А
это может быть нелегко. Меж тем мы у себя дома, располагаем здесь нешуточными
возможностями…
— Я верю, — сказал Бестужев. — Однако считаю,
что здесь, — он широким жестом обвел гостиную, — нахожусь в некоторой
безопасности. Это очень респектабельная гостиница, и небезопасно выкидывать тут
какие-нибудь… фокусы…
— Вы плохого мнения обо мне, — усмехнулась
Луиза. — Никто и не собирается выкидывать какие-нибудь… фокусы, — она
старательно скопировала его интонацию. — Но вы не сможете сидеть здесь до
скончания веков, вам ведь нужно поступить как раз наоборот… Верно? Ну, а как
только вы выйдете на улицу, окажетесь подвержены массе неожиданных
случайностей. Нет, я не хочу сказать, будто кто-то намерен тут же стукнуть вас
по голове и бесцеремонно забрать пояс. К чему столь бандитские методы? Все
можно проделать гораздо тоньше.
— Например?
Луиза обворожительно улыбнулась:
— Например, можно превратить вас в шпиона. В
иностранного шпиона — порой они к нам все же забредают. Мы не в Европе,
повторяю, это Штаты. Здесь ваше начальство, безусловно, лишено тех
возможностей, которые оно использует в Европе. Это Америка, месье. Мы
достаточно независимы и самолюбивы, чтобы не поддаваться иностранному нажиму…
да и какой может быть нажим? Ваш царь не начнет из-за вас войну… хотя бы
потому, что наши страны пребывают на изрядном расстоянии друг от друга. В какой-то
степени вы и впрямь иностранный шпион, не так ли? И в качестве такового у вас
возникнут долгие неприятности с полицией…
— Хотите сказать, что ваш дядюшка скупил на корню всю
здешнюю полицию?
— О, что вы, это было бы чересчур дорогостоящее и
бесполезное предприятие. Но возможностей у него достаточно… особенно по
сравнению с вами. Даже если в конце концов вам удастся выпутаться из цепких
объятий Фемиды, документы окажутся у нас… — она прищурилась. —
Возможен и более жесткий оборот дел.
Она достала из сумочки небольшую фотографию, не наклеенную
на паспорт, протянула ее Бестужеву. Он узнал собственную персону. Моментальный
снимок, несомненно, был кем-то сделан, когда он стоял на ступеньках больницы —
ну да, за его плечом виднеется нечто белое, это, конечно же, накрахмаленный
форменный фартук фройляйн Марты…
— Можно сделать так, что каждый нью-йоркский
полицейский и сыщик в штатском получит такую фотографию, — безмятежно
сказало, Луиза. — И будет предупрежден при этом, что на ней изображен
маньяк и убийца, который изрезал на куски три почтенных семейства, взломал
церковную кассу и собирается вдобавок похитить малолетнюю племянницу мэра
Нью-Йорка… Право же, такое нетрудно устроить. Никто из служителей закона,
естественно, и подозревать не будет об истинном положении дел, они будут
искренне считать вас выродком и злодеем, которого вовсе не обязательно брать
живьем. Даже крайне желательно — не брать, чтобы не подвергать себя лишней
опасности, поскольку у вас при себе три пистолета, два смазанных ядом стилета, и
убить кого угодно для вас — раз плюнуть… Полиция в таких случаях стреляет, не
задумываясь… я так полагаю, не только американская.
