— Да нет…
— Зачем же выбросили кучу денег на такой наряд? Куртка
у вас определенно от Мюнцеля, а это самый дорогой магазин в Гарлеме. То же
самое, столь же добротное, но гораздо дешевле можно было купить у Ратцеля, это
не так уж далеко отсюда.
— Или у Либерштейна, — вставил скупой на слова
Мейер.
Голдман кивнул:
— Или у Либерштейна. Хотя, вообще не следовало… Нужно
было обойтись добротным, но недорогим костюмом…
Бестужев сокрушенно сказал:
— Мне-то казалось, что так будет очень по-американски…
Так посоветовали…
— Не всяких советчиков нужно слушать, — отрезал
Голдман. — Вас, я так понимаю, заворожил здешний размах?
— Да, что-то вроде того, — сказал Бестужев.
— Зря. Размах размахом, а человеку, начинающему новую
жизнь в чужой стране, следует…
Он прочувствованно, многословно, чуточку упиваясь
собственным красноречием, принялся учить Бестужева азам терпеливой
бережливости. Бестужев покорно слушал. Он уже видел, что перед ним жуткий
резонер, которому просто невозможно перечить. Пусть себе разливается соловьем,
нужно подумать, как ввернуть насчет своей поездки в Вашингтон и попросить
совета. Хотя… Очень похоже, он выбрал не тех людей. Скупердяй Голдман, тут и
гадать нечего, моментально воспротивится его намерению нанять экипаж для поездки
за четыреста верст, а уж про автомобиль и говорить нечего. Станет твердить, что
человек экономный должен ехать на поезде, и уж никак не в салон-вагоне. Поздно
разыгрывать перед ними чудящего богача, одержимого манией страха перед железной
дорогой, — он уже надел на себя другую личину. Нужно, пожалуй, под
благовидным предлогом с ними распрощаться и поискать других советчиков. Уже
вечереет, следует поторопиться…
— Сэмюэль, — сказал Мейер с тем же
многозначительным взглядом, что давеча.
Голдман с видимой неохотой оборвал проповедь о пользе
бережливости, спросил с некоторой вкрадчивостью:
— А не заказать ли нам еще выпивку? Не беспокойтесь,
Михаил, заплачу я, мы вам кое-чем обязаны… Значит, у вас нет достаточного
капитала, который можно было бы вложить в беспроигрышное дело?
— Увы… — пожал плечами Бестужев.
— Жаль. Я мог бы вам именно такое дело порекомендовать…
Вы намерены искать работу?
— Конечно, — сказал Бестужев.
— И что вы умеете, кроме того, чем занимались у этого
вашего Перельмана?
— Да ничего, пожалуй, — сказал Бестужев, уже ломая
голову, как бы с ними распрощаться. — Я думал обратиться к нью-йоркским
ювелирам, им наверняка нужны такие люди…
Оба расхохотались, и Голдман, и малоразговорчивый Мейер.
— Ишь чего захотели! — фыркнул Голдман. —
Такие люди им, конечно, нужны, но здешние ювелиры — этакая масонская ложа,
надобно вам знать. Чужака к себе ни за что не возьмут, тем более на такую
работу, тем более иностранца из-за океана… И думать забудьте. Не получится. На
самое пустяковое и скудно оплачиваемое местечко возьмут только своего, за кого
есть замолвить словечко. Посторонний и близко не подойдет… — его голос
стал что-то очень уж бархатным. — А знаете что, Михаил? Думается мне, что
мы с Мейером как раз смогли бы предложить вам такую работу, которую вы хорошо
умеете делать…
— Вот именно, — живо поддержал Мейер, изменивший
своей обычной невозмутимости. — Слушайте Голдмана, он дело говорит, у него
не голова, а ума палата…
«На кой черт мне ваша работа? — подумал Бестужев, уже
понимавший, что вытянул пустой номер. — Пора думать, как с вами
расстаться…»
Голдман продолжал:
— Если бы все сладилось, мы могли бы уже сегодня
покинуть Нью-Йорк, все вместе…
Покинуть Нью-Йорок? Уже сегодня? Вот эти слова подействовали
на Бестужева совершенно иначе. Он моментально забыл про попытки улизнуть под
благовидным предлогом. Переспросил:
— Сегодня?
— Вот именно, — сказал Голдман. — Мы с
Мейером собираемся уезжать часов в одиннадцать вечера — не на поезде, хочу
уточнить. Михаил, вас не испугала бы перспектива проехать миль триста в конной
повозке?
— Да нет, в общем-то, — осторожно сказал
Бестужев. — Я же говорил, что служил в армии, а там ко многому привыкаешь…
Его собеседники переглянулись, и Голдман продолжал уже чуть
взволнованнее:
— Давайте закажем еще выпивку, вы не против? Отлично…
Вы так ловко одолели этого мерзавца, я сразу понял: вы именно тот человек,
который необходим. Понимаете, нам с Мейером просто-таки необходим человек…
специалист… ну, в общем, человек, который смог бы надлежащим образом
обеспечить…
— Охрану и безопасность, — сказал Мейер.
— Вот именно, — кивнул Голдман. — Мы наняли
несколько охранников, они вроде бы надежные парни, но всегда нужно, чтобы
кто-то ими руководил, как офицер в армии, понимаете? Организовывал бы все, что
надо. Вот вы можете определить, есть ли, как это называется, слежка?
— Сумею, — сказал Бестужев.
— А организовать охранников, чтобы… ну, я не знаю.
Чтобы они не просто торчали там и сям, а заранее знали свои задачи?
— Я так думаю, что и с этим удалось бы справиться, —
сказал Бестужев.
— Вот это и нужно! — воскликнул Голдман, — В
каждом деле нужен распорядитель, начальник, старший, уж это-то я понимаю. У нас
был подходящий человек, полицейский в отставке, но не сложилось. Сегодня мы
отправляемся, а такого человека нет. Те, кого мы наняли, надежные вроде бы
парни, и кулаки у них здоровые, и с револьвером управятся, но нет главного,
который за них думал бы…
— А что у вас, собственно, за предприятие? —
поинтересовался Бестужев не без настороженности. — Если приходится думать
о таких мерах предосторожности? Хотелось бы знать заранее…
Они переглянулись с улыбкой.
— Дело чистое, — сказал Мейер. —
Кинематограф.
— Вот именно, — кивнул Голдман. — Мы самым
честным образом делаем кинофильмы. Только, видите ли… Это Америка, Михаил.
Сплошь и рядом конкуренция здесь выливается в такие формы, о которых в старушке
Европе и не слыхивали. Есть синдикат…
— Подождите, — сказал Бестужев. — Кажется, я
могу сберечь вам время. Я… Мне приходилось на пароходе разговаривать с людьми о
том и о сем… Есть какой-то синдикат, который стремится загрести все в свои
руки. Создать, как это называется… монополию. Я правильно излагаю?
— Совершенно! — Голдман даже привскочил на
стуле. — Эти акулы стремятся стать полными и законченными монополистами.
Чтобы никто, кроме них, не загребал денежки в этом бизнесе. А мы с Мейером
хотим урвать свою долю. В этом ведь нет ничего противозаконного, верно? Каждый
имеет право снимать фильмы.
Гораздо более настороженно Бестужев произнес:
