— Это точно, — задумчиво сказал Бестужев, вспомнив
замкнутого костлявого почтмейстера, олицетворение служебного рвения и служебной
тайны. — Тут и пытаться нечего… Хотя, Джонни… Мало ли что может за этим
скрываться. Может, у нашего друга есть в Нью-Йорке невеста, или просто
симпатия, вот он ей и шлет регулярно, а теперь решил телеграмму отстучать…
— Симпа-атия… — пробурчал Джонни с насмешливым
видом умудренного жизнью индивидуума одиннадцати лет от роду, решительно не
понимающего пока, что взрослые находят во всем этом. — Нет, мистер Майкл,
я вам не малыш какой-нибудь, знаю, как это бывает, когда у парня симпатия. Он
ходит с этаким глупым видом, с самой что ни на есть идиотской улыбкой, всему
белому свету рад, и даже может дать монетку ни с того ни с сего… А этот всегда
такой хмурый, кислый, каждый раз, когда заходит на почту, по сторонам
озирается, как будто только что спер денежки у почтенной вдовы, и боится, что
за ним уже пустились сыщики… Верно вам говорю, не похож он на парня, у которого
симпатия…
— Посмотрим, — сказал Бестужев, протягивая ему
монетку. — Посматривай там, на станции…
Войдя в салун, он поступил очень просто: трижды качнув
пальцем над стаканом, повторил веско:
— Уан дринк, уан дринк, уан дринк…
Бесстрастный Пэдди, как и подобает хваткому кабатчику, не
стал удивляться клиенту, приносящему дополнительную прибыль заведению,
набуровил в стакан вполне приемлемую для русского человека дозу. Устроившись в
дальнем, прохладном и темноватом уголке спиной к стойке, Бестужев глотнул
отнюдь не на американский манер, враз разделавшись с половиной содержимого. На
душе сразу просветлело.
Не зря же говорится, что устами младенца глаголет истина…
Все верно: даже черствый, приземленный субъект, относящий на почту письма и
отправляющий телеграмму симпатии, будет если не улыбаться, то хотя бы добреть
лицом, некая мечтательная радость на его физиономии обязательно будет присутствовать.
А вот мистер Фалмор, выполняющий в киноэкспедиции функции кассира и бухгалтера,
ведет себя совершенно иначе — как подметили и Джонни, и сам Бестужев, вид у
него при посещении почты вороватый, невольно озирается — ну понятно, он же не
профессиональный шпик…
Именно Фалмор и привлек внимание Бестужева, наметанным
глазом высматривавшего среди сотоварищей по экспедиции наседку. У него не
имелось точных улик, но они не всегда и нужны: иногда достаточно неких
трудноописуемых словами впечатлений, чтобы с уверенностью заключить: что-то тут
неладно…
Слишком уж бегали глазки у мистера Фалмора, когда он
болтался на съемках. Слишком уж назойливо он старался совать нос во все дырки,
расспрашивать обо всем, иногда довольно неуклюже, нимало не заботясь о мотивировках.
Слишком уж он нервничал в те моменты, когда для этого не
имелось абсолютно никаких причин. Основываясь на собственных наблюдениях и
донесениях Джонни, с некоторых пор плотно опекавшего скромного бухгалтера,
Бестужев и начал подозревать его всерьез. Разумеется, случаются самые нелепые
совпадения, и напраслина порой возводится на самых невинных людей. Но чутье, но
опыт… Бестужев уже почти и не сомневался: если здесь присутствует нанятый
конкурентами соглядатай, то им может быть только мистер Фалмор, шпик-любитель,
по ничтожеству своему не способный сохранять хладнокровие. До сих пор были
только письма (ежедневные отчеты?), а теперь вот телеграмма. Должно это что-то
означать? И что именно? Есть над чем поломать голову…
Глава 4
Творческие будни
Когда оконное стекло тоненько задребезжало во второй раз, а
там и в третий, Бестужев окончательно понял, что ему не почудилось. Встал
и направился туда. Он давно уже сидел, не зажигая лампы, глаза привыкли к
темноте, и до окна он добрался быстро, ловко обходя массивные предметы мебели,
очень может быть, помнившие еще Гражданскую войну.
Четвертый камешек дзынькнул о стекло, пока он неуклюже
опускал непривычную раму — здесь, в Америке, окна открывались совершенно иначе,
нужно было не распахивать створки, а поднять одну либо опустить другую. В лицо
пахнуло теплой ночной прохладой, Бестужев увидел взмах руки, посторонился, и
вовремя — еще один камушек прожужжал возле его щеки, звонко стукнул по полу.
— Эй! — тихонько окрикнул он. — Что
стряслось?
— Мистер Майкл, мистер Майкл! — Джонни приплясывал
внизу, судя по сдавленному голосу, с трудом переводил дыхание. — Они
появились…
Не раздумывая, Бестужев оперся на подоконник, протиснулся в
полуотворенное окно и сиганул вниз с неопасной вышины в пару аршин — после своего
дебюта в кинематографе и бурных событий трех отснятых лент он способен был,
пожалуй, и не на такие трюки.
— Приехали! Приехали! — возбужденно зашептал
Джонни. — Фалмор час назад нанял фургон Кривого Хоба, я прицепился сзади,
они меня не заметили по темноте… Доехали до станции. С вечерним нью-йоркским
приехали какие-то неприятные типы, четверо, Фалмор с ними пошептался, и они
набились в фургон, собрались сюда… Я бежал напрямик, через Мансанитовую Долину…
Опередил, ага… Скоро они тут появятся… А вы стрелять будете?
Ласково взявши огольца за ворот, Бестужев сказал насколько
мог убедительнее:
— Никто не будет стрелять… Мы что, в фильме? Но ты все
равно, старина, скройся отсюда куда-нибудь подальше, ты свое дело и так отлично
сделал…
— Ладно, — проворчал юный агент и направился прочь
— столь быстро и сговорчиво, что Бестужев, вспомнив собственное детство, уже не
сомневался, что мальчишка непременно затаится где-нибудь поблизости, чтобы
досмотреть этот захватывающий спектакль до конца.
И где прикажете его искать в темноте? Остается надеяться,
что и в самом деле обойдется без выстрелов, а значит, и без-шальных пуль.
Голдман заверял, что до таких крайностей никогда не доходит, так что будем
надеяться…
Бестужев действовал быстро и четко, все было обговорено заранее,
еще на закате он предупредил свою гвардию, что нынче с наступлением темноты
следует не смыкать глаз и уж тем более, боже упаси, не увлекаться спиртным — а
следует, собравшись в номере у кого-нибудь, быть готовыми к любым
неожиданностям. Вполне возможно, он встревожился понапрасну, но, если ничего не
произойдет, ложную тревогу, как это сплошь и рядом случается, следует по
примеру хватких командиров счесть за учения…
Он вернулся в гостиницу, обойдя ее кругом, тихонько поднялся
на второй этаж и распахнул дверь одиннадцатого номера. Там горела на столе
неяркая лампа, в полуоткрытое окно уплывал папиросный дым, все его воинство,
рассевшись на чем придется, прилежно бодрствовало. Потянув носом застоявшийся
воздух, Бестужев убедился, что некоторое количество спиртного в его отсутствие
все же было употреблено — но в небольшом количестве, так что можно и
притвориться, будто ничего не заметил. Хорошему солдату водочный порцион не
повредит, он от чарки только справнее становится…
Диспозиция была намечена и обсуждена заранее, так что
Бестужеву оставалось лишь отдать парочку кратких команд. Подхватив дубинки, на
ходу доставая из карманов кастеты, его бравы ребятушки тихонечко двинулись к
выходу — и, выйдя из гостиницы, рассыпались в разные стороны.
