Гуров, действительно, пребывал в меланхолии. Стоя на краю разворочанной канавы, среди ошметков застывшего раствора, он с неудовольствием думал о том, что преступники опять здорово провели его, и что так глупо он давно не выглядел. А впереди его ожидала еще и теплая встреча с генералом Орловым, который проявил пугающую выдержку и за все это время так ни разу больше и не позвонил Гурову.
Глава 7
Василевского трясло. Он быстро понял, что не может вести машину. За городом еще куда ни шло, но чтобы вернуться в Москву на колесах – об этом нечего было и думать. Он мигом врежется во что-нибудь, в какого-нибудь Церетели, или, что еще хуже, в лимузин министра или депутата Государственной думы. Хотя с некоторых позиций подобное происшествие послужило бы ему чем-то вроде охранной грамоты, но опять-таки – надолго ли? Даже если его сейчас повяжут и поднимут шум вокруг его имени, то что будет, скажем, через полмесяца? Не доберутся ли до него в тюрьме? И к тому же дорожные происшествия характерны тем, что иногда в них гибнут прямо на месте. Василевскому не хотелось гибнуть, тем более на месте. Ему хотелось еще пожить.
Чтобы исполнилось это скромное желание, нужно было выбраться из-за баранки, отдохнуть и немного подумать. Кое-как доехал до Балашихи, на окраине приткнул тачку в каком-то заплеванном дворе и на подкашивающихся ногах забрел в ближайшее кафе, где сразу попросил стакан коньяка. Вкуса спиртного он не почувствовал, но вскоре отлегло от сердца, и Василевскому стало гораздо комфортнее. Он заказал бифштекс с картошкой и стал прикидывать плюсы и минусы своего положения.
Ситуация уже не казалось ему такой ужасной, как час назад. Конечно, он едва избежал гибели, но ведь уцелел все-таки. Зато теперь он точно знает, что кто-то поставил на нем жирный крест. В силу этого ни стесняться, ни тянуть с контрмерами не следовало. Нужно было перехватить инициативу.
Защитить его сейчас некому, кроме Ментов, – вот парадокс. Но те, кто открыл на него охоту, не простят ему смерти двух своих гончих псов. Петр со своими корешами, конечно, сработал по первому классу и будет теперь пупок рвать, чтобы замести следы. Они срубили неплохие бабки с погибших, если учитывать ожидаемую прибыль от продажи чужого джипа, и не захотят их лишаться, особенно вместе с головой. На молчание этих людей можно рассчитывать, но тоже до определенного предела. Если на них выйдут, все может обернуться по-другому.
Но об этом рассуждать было преждевременно. Василевский не собирался дожидаться этого печального момента. Он решил действовать. То есть искать защиты у полковника Гурова, который, должно быть, по нему здорово соскучился. Ну что же, он хорошо выводил полковника, пора подсекать его. Конечно, вопрос, кто кого подсек на самом деле, но лучшего сейчас все равно не придумать.
Вот только с пустыми руками к полковнику идти некрасиво, размышлял Василевский, поглощая жареную картошку. Придется выполнить свое обещание и сдать ему горе-химиков, прикормленных Тумановым. Как их, дай бог памяти? Виталий Васильевич – это тот, что помоложе, на машину копит. И Павел Евгеньевич – этот уже в годах хрыч, внучку поднимает, в МГУ она у него учится, молодчина. Выучится – станет такой же умной, как дед, будет в подпольной лаборатории у какого-нибудь ханурика работать. Вот только...
Василевского прямо потом прошибло. У него снова лихорадочно заколотилось сердце. Как же он не сообразил этого раньше! Хотя, ясный перец, раньше ему было не до того. Своя рубашка, как говорится. Но теперь пришла пора подумать и о ближнем. Может быть, не сразу, но Туманов сообразит расправиться с химиками. Может, и не сообразит, конечно, – других забот по горло, но вариант этот предвидеть следовало. Нужно срочно найти обоих доцентов и уговорить их явиться в ментовку с повинной. Не сладко, конечно, но по сравнению с тем, что может учудить Туманов, просто санаторий.
Может быть, еще не все потеряно, и он успеет. Вряд ли его сейчас станут искать у химиков, с которыми он и знаком-то был, как говорится, по долгу службы. Правда, он непосредственно участвовал в организации их рабочего места, подыскивал помещение в одном из промышленных районов Москвы. На одном прогоревшем производстве ему удалось за весьма умеренную плату и по чужим документам арендовать бывшую лабораторию. Там даже инвентарь кое-какой сохранился. Химики подсказали ему, что нужно еще приобрести, – он и это обеспечил. А в их непосредственных злодейских делах Василевский не участвовал – он в ядах ничего не понимает. И если теперь он явится к полковнику с главными отравителями под ручку, да еще и расскажет о злодейских замыслах тумановских прихвостней, ему может улыбнуться фортуна. Во всяком случае, если полковник останется доволен и сдержит свое слово, Василевского оставит в покое налоговая, и все денежки будут при нем. А если Туманова посадят надолго, со своими деньгами он сможет начать новую жизнь. Где-нибудь в Словакии, например. Говорят, там очень даже неплохо, а культура – не сравнить со здешним бедламом. Просто бандитская страна какая-то, Чикаго.
Ехать обратно в Москву на своей тачке было безумием – теперь у Василевского руки не дрожали, но он слегка захмелел. Хрен редьки не слаще, как говорится. Таким образом привлекать к себе внимание Василевский не хотел.
Ему удалось сговориться с местным таксистом, мрачным, плохо выбритым парнищей лет тридцати пяти, с красными, будто обмороженными руками. Вид у таксиста был такой, словно он несколько лет скитался по золотым приискам, отбиваясь от конкурентов, но в результате остался ни с чем и теперь вынужден от безысходности подрабатывать частным извозом. Василевскому сейчас требовался именно такой отчаянный помощник. Правда, водила запросил такую цену, как будто собирался ехать на край света, но Василевский не спорил. В душе он понимал, что поездка того стоит. К тому же по некоторым приметам он смог предположить, что его новый знакомый сможет пригодиться не только в качестве шофера. Так, например, когда Василевский поинтересовался, не возит ли Семен (так звали таксиста) с собой чего-нибудь тяжелого на случай обороны, тот откликнулся с охотой и сказал с тяжелой кривой усмешкой:
– Тяжелое – не тяжелое, но если приложу, то мало не покажется! А что, есть опасения?
Опасения у Василевского были. Он оценил молчаливое согласие Семена разделить эти опасения, однако понимал, что такая готовность стоит дорого, и накинул еще сверх счетчика. После этого мрачная физиономия Семена даже словно бы чуть-чуть просветлела. Не откладывая дела в долгий ящик, они поехали.
С расспросами Семен не приставал. Он мог, видимо, молчать часами без особого вреда для здоровья. Василевскому сейчас тоже не хотелось разговаривать. И вообще, он решил поберечь силы, представляя себе, сколько придется рассказывать в кабинете следователя.
Первым делом в Москве Василевский позвонил одному из химиков. Он подумал, что пожилой человек Павел Евгеньевич должен сидеть дома. Однако он ошибся. Жена старого хрыча сообщила, что Павел Евгеньевич ушел на работу.
«Идиоты! – подумал про себя Василевский. – Кажется, они, как в советское время, продолжают ежедневно таскаться в эту чертову лабораторию отсиживать часы! Ударники капиталистического труда! На тринадцатую зарплату рассчитывают, что ли? Лучше бы подумали о том, как спрятать подальше свои задницы, лохи беспросветные!»
