Он вкратце высказал Водянкину свои соображения. Тот слушал внимательно, но с таким выражением на лице, будто его мучила непреходящая зубная боль.
– Вы детективов начитались! – заявил он, когда Гуров закончил. – Я уверен, что Эраст никуда заявлять не станет. Все это глупость. Спасибо за совет, конечно, но воспользоваться мы им вряд ли сможем. Да нас просто поднимут на смех! Кто-то привез могильный камень на кладбище! В Тулу со своим самоваром, так сказать! А что, смешно!.. Нет, дорогой, я, конечно, передам ваше пожелание Эрасту... да вы и сами можете это завтра сделать. Но я уверен, что он ответит вам то же самое. Да и вообще, хотите знать мое мнение? Это сегодняшнее происшествие не стоит выеденного яйца! Подумаешь, имя! В жизни бывают совершенно невероятные совпадения. На трезвую голову сам Эраст посмеется над своими страхами. Доброй ночи! – Водянкин явно не желал продолжать беседу.
Гуров спросил себя, не пришла ли ему пора раскрыть истинное лицо, но, поразмыслив, все-таки решил, что пока стоит сохранять инкогнито.
– Значит, вы не возражаете, если я поговорю с Эрастом Леопольдовичем на эту тему? – спросил он. – Надеюсь, к утру ему будет лучше. Кстати, как он вообще в смысле здоровья? Говорят, что на самом деле у него необыкновенно крепкий организм.
Глаза Водянкина негодующе сверкнули.
– Ну что такое вы говорите! – сердито воскликнул он. – Кто мог сказать вам такую глупость? Жизненный путь Эраста не был усыпан розами, молодой человек! Отнюдь! Бывало всякое. Приходилось и стены лбом прошибать, и на жилах ползти приходилось, на пределе!.. Бедное сердце Эраста! Оно все в шрамах! Может быть, организм у него и крепкий – иначе давно была бы поставлена последняя точка, – но и он не вечен. Эраста нужно беречь!
– Собственно, я о том же и говорю, – заметил Гуров. – Но если подходить к делу фактически – что-то серьезное у Булавина случалось? Инфаркты, инсульты...
– Лет пять назад он был госпитализирован с микроинфарктом, – неохотно сказал Водянкин. – Шунтирование ему предлагают делать. Лучшие в стране специалисты консультировали. Предупредили – видимое благополучие может в любой момент кончиться. Но Эраст побаивается операции... Впрочем, что я вам все это рассказываю? Как будто вы следователь, а я подозреваемый! Кажется, вы считаетесь родственником, а задаете мне такие наивные вопросы! Стыдно!
– Я, видите ли, совсем недавно узнал, что я родственник, – пояснил Гуров. – Но мне действительно стыдно. Поэтому я хочу побольше знать о таком прославленном человеке.
– Вам о нем другое знать нужно, – сурово сказал Водянкин. – Вы хотя бы одну картину Эраста видели? Вы силу его мазка сердцем прочувствовали?
– Но...
– Стыдно! – повторил Водянкин. – А сплетни собираете! Очень некрасиво! Всего хорошего!
Старик был очень сердит. Он буквально кипел. Гуров не стал испытывать судьбу и откланялся. Виноватым он себя не чувствовал, и вообще негодование Водянкина показалось ему несколько наигранным. «Все тут играют, – с легкой досадой размышлял он, возвращаясь к себе. – А ты гадай, что они имели в виду! Взять хотя бы здоровье милого родственничка. Каков все-таки окончательный вердикт? Кто прав – жена или друг? Но по законам жизни соврать скорее должна молодая жена. Или не соврать. Возможно, в силу своей молодости она просто не понимает, что значит здоровье пожилого человека. Сам черт ногу сломит! Не буду больше об этом думать! Завтра переговорю с Булавиным, и пусть он решает. А моя хата с краю».
Тем не менее, спать Гуров не пошел, а, немного поколебавшись, отправился в сад. Полковник уже завелся, и ему хотелось разобраться в том, что происходит на его глазах, досконально. Сейчас захотелось проверить, не покушается ли кто-нибудь опять на покой обитателей «замка». Основания для этого у него имелись. Во-первых, вчерашний злоумышленник не добился своего накануне – во всяком случае, не добился всего, чего хотел, а значит, вполне мог повторить попытку. Во-вторых, хозяева даже не вызывали милицию. Значит, опасаться ему было особенно нечего. В-третьих, Гуров все больше убеждался, что и внутри «замка» люди ведут себя во многом подозрительно. Например, Щеглов. Эта фигура все больше интересовала Гурова. История его знакомства с Булавиным очень напоминала намеренное внедрение в узкий дружеский круг художника.
Но, едва выйдя из дома, Гуров столкнулся совсем с другим человеком. Это был управляющий дома, которого звали Иваном Сергеевичем. Как-то само собой получалось, что до сих пор Гурову не довелось перекинуться с ним даже двумя словами. Иван Сергеевич существовал где-то на периферии и контактировал исключительно с хозяином дома. Впрочем, то же самое можно было сказать и о прочем обслуживающем персонале. Такая иерархия стесняла Гурова – он был воспитан в иных традициях. Но сам Иван Сергеевич, похоже, своим положением ничуть не тяготился. Правда, с его лица ни на минуту не сходило выражение озабоченности, он все время находился в движении и как бы в поиске. Глаза его постоянно стреляли по сторонам, выискивая непорядок, а мозг работал, как часы, чтобы обеспечить решение множества вопросов, касающихся вверенного Ивану Сергеевичу хозяйства. Даже сейчас, в затихшем саду управляющий не мог расслабиться. Он и на Гурова посмотрел, как на предмет, требующий какого-то неотложного решения.
– Не спится? – спросил Иван Сергеевич сочувственно. – Это бывает. День уж больно суматошный выдался. Хотите, я вам отвар дам? Супруга моя готовит. Она мастерица. Мята, пустырник, еще какие-то травы... Стакан на ночь – и сон, как у младенца! А то можно грогу сварить... Знаете, как в старой Англии, – стакан горячего грога, ночной колпак, камин – и спишь до утра как убитый!
– Не утруждайте себя, – сказал Гуров. – Все в порядке. Просто вышел подышать. Воздух здесь замечательный!
– Да, воздух, – вежливо ответил Иван Сергеевич, но, помолчав, добавил совсем другим тоном. – Воздух воздухом, а вот аура тут скверная. Мы с женой местные, и я вам так скажу – никогда бы я этот дом не купил! И никто бы здесь не купил. Это не наше дело, конечно, но Эраст Леопольдович напрасно здесь поселился. Кладбище – оно и есть кладбище. Живым тут ни к чему находиться. Я, конечно, высказал свои соображения, когда нанимался, не утерпел. Хотя и жалованье предлагалось заманчивое, а все же мнение свое я высказал сразу. Но Эраст Леопольдович – это, я вам скажу, характер! Он меня и слушать не стал. Не вашего ума, говорит, дело. Зарплата вас устраивает? Вполне, говорю. Тогда приступайте! Ну что же, приступили мы с женой вместе. Это дело по нам, опыт имеется, тем более что Эраст Леопольдович не жмется, во все вопросы вникает и материально все обеспечивает.
– А чем-нибудь аура-то себя проявляет? – поинтересовался Гуров. – Может быть, на здоровье как-нибудь действует?
– Она на все действует, – многозначительно сказал управляющий. – Сами свидетель. Вы два дня здесь, а у Эраста Леопольдовича уже два приступа. И оба с кладбищем связаны. Может, вы считаете, что в этом ничего такого нет, а я скажу – может, для вас и нет, а для меня это очевидно. Не будь кладбища, не было бы и проблем. Вон теперь, говорят, увидал Эраст Леопольдович на кладбище плиту с похожим именем... Конечно, кому такое понравится? Неважно, что похоже, а важно, что кладбище, оно навевает!.. Вы вот как родственник поговорили бы, может, убедите, что не следует тут жить?
