– Да нет. Что вы! Мужик как мужик был. А бизнесмен-то – его сосед по дому. Он сказал, что Гришин не раз соседям кое-что ремонтировал. А ему жалко мужика стало. Вот он денег и дал.
– Да, есть же люди! – изумился Гуров. – Жаль только, что неизвестно, кто он такой. А то о нем статью бы в газету написать можно было.
– Нет, статью не надо. Он просил, чтобы о нем никто не знал. Даже фамилию свою говорить не хотел! – довольная, что милиционер одобряет ее поступки, проговорила Захарова. – Но я же не могу взять деньги неизвестно у кого! Мне же за них перед начальством отчитываться. Вот я и выписала ему приходный ордер по всем правилам. Он мне и документы показывал. Фамилию вам я его скажу, только обещайте, Лев Иванович, что дальше вас она не пойдет. Не хочется человека подводить! Гаврилов! – сделав паузу, многозначительно произнесла Захарова. Ее слова звучали так, словно должны были что-то говорить Гурову. Если бы она могла догадаться, как много они значат!
Полковник проговорил с Захаровой еще минут пятнадцать, стараясь сдержать нетерпение. Гуров не хотел, чтобы женщина считала, что совершила ошибку, «предав душевного бизнесмена».
В свою очередь, полковник был уверен, что Захарова никому не скажет, что открыла ему инкогнито бизнесмена. Лев Иванович боялся, что если кому-то станет известна та информация, что он получил в депо, то у Захаровой могут быть неприятности. Гуров вышел на тропу войны.
После утреннего разговора с Горшковым у Крячко сложилось о нем впечатление диаметрально противоположное рассказам Гурова. Горшков оказался совершенно иным.
– Господин полковник, – начал разговор следователь, едва Крячко переступил порог его кабинета, – я прекрасно осведомлен о причинах отстранения Льва Ивановича от следствия. Сразу выскажу вам свое мнение, чтобы этот инцидент не мешал нашей дальнейшей работе: я возмущен!
Горшков подошел к окну. Он явно смущался и стремился скрыть это. Крячко не сводил со следователя удивленно-го взгляда. Он настроил себя на жесткую борьбу с типичным карьеристом. То, что происходило сейчас, совершенно разрушило настрой Станислава. К такому переходу он не был готов.
– Я всегда считал недопустимым вмешательство министерских чиновников в дела розыскников, – продолжал Горшков, не поворачиваясь от окна. – Если в это кто-то и имеет право вмешиваться, то только прокуратура. В случае, если следователь превышает свои полномочия или иным образом нарушает закон. В закрытии дела по покушению на Сысоева виноват был я один. Полковника Гурова отстранять от работы не имели права. Я уже доложил свои соображения по инстанции. Мне ответили, чтобы я не совал нос не в свои дела.
Неизвестно почему (то ли Горшкова задело такое пренебрежительное отношение начальства, то ли по другим причинам), но следователь прокуратуры совершенно изменил свое отношение к Гурову.
Сбивчиво и не совсем связно Горшков начал говорить о том, что такими людьми, какие сидят в министерстве, и разваливается страна. Именно они мешают работе следственных органов и не дают вершиться правосудию.
Горшков говорил долго, но Станислав так и не сумел понять те побуждения, что движут по жизни следователем прокуратуры. Несмотря на свой не слишком юный возраст, Горшков показался Крячко безусым пацаном, полным жизненных идеалов, которые неожиданно попрали ногами.
Может быть, перед началом совместной работы с Гуровым следователя просто напугали эксцентричностью поведения полковника. И та неприязнь, что возникла вначале между ними, была следствием именно этого.
Как оно было на самом деле, Крячко гадать не стал. Его совершенно устраивала та модель поведения, что избрал теперь Горшков. Может быть, он и не смог бы ничем им помочь, но следователь дал понять, что ставить их работе палки в колеса он не будет. К тому же Станислава подкупила честность молодого следователя. Он не побоялся санкций и взял на себя вину за служебный проступок.
Крячко вышел от Горшкова в хорошем настроении. Естественно, что Станислав не стал раскрывать перед следователем все карты, но не сказать, что ими сейчас расследуется более чем серьезное дело, он не мог.
Горшков понимающе кивнул и дал Крячко карт-бланш. Он попросил только, чтобы отчеты по расследованию покушения на Сысоева предоставлялись ему каждый день.
– Остальное подождет, пока вы не соберете доказательств, – проговорил на прощание Горшков. – Потом и решим, что нам с ними делать. Кстати, если потребуется моя помощь, то не стесняйтесь, обращайтесь. Все, что в моих силах, я сделаю...
Станислав воспользовался этим и попросил Горшкова найти ему материал по деятельности фирмы Сысоева. Включая учредительный договор и прочие документы. Следователь попросил Крячко подождать пять минут и позвонил в налоговую инспекцию.
Через семь минут копии всех необходимых документов на компьютерной дискете были в кабинете Горшкова. Крячко бегло просмотрел их и теперь летел к Гурову как на крыльях. Дело в том, что, согласно учредительному договору, при случайной смерти одного из компаньонов все имущество фирмы переходит к другому!
Крячко не разобрался, как следует трактовать термин «случайная смерть», но его эти тонкости и не волновали. Ясно было одно – прибыльная фирма в случае удачного покушения на Сысоева переходила Гаврилову. Неизвестно, составлял ли Сысоев завещание, но оно роли и не играло. В любом случае наследники Сысоева могли получить только личные его сбережения. Если, конечно, таковые имелись.
Станислав ликовал, готовясь преподнести эту сенсацию Гурову. Было понятно и пеньку, что у Гаврилова мотив для убийства компаньона был намного значимее, чем у бывшей жены Сысоева. И только сейчас Крячко поверил, что его начальник еще не потерял нюх сыщика.
«Что ж, гений сыска! – мысленно обратился к Гурову Станислав. – Приеду и порадую тебя, что из ума ты еще не выжил!»
Глава 7
Сенсации не получилось. К тому времени, когда Станислав приехал на квартиру Гурова, полковник уже вернулся из трамвайного депо. Информация о том, что Гаврилов может стать единоличным владельцем авторемонтной мастерской, была лишь подтверждением его предположений.
Гуров, как всегда, отнесся совершенно спокойно к своей новой победе над пессимизмом друзей. Казалось, что информация, добытая Крячко, совершенно его не касается. Гуров даже не слушал того, что говорил Станислав. Он был погружен в свои думы.
– Да что ты за чурбан бесчувственный?! – возмутился Станислав, видя, что Гуров не прореагировал даже на рассказ о встрече Крячко со следователем. – Мог бы и признать свою неправоту в отношении Горшкова!..
– Где-то я уже это слышал, – рассеянно отреагировал Гуров на реплику Станислава. – Кстати, следователю я не верю. И тебе не советую: гладко стелет, да жестко спать!
– Ну, знаешь!.. – возмутился Крячко, но Гуров не обратил никакого внимания на это проявление эмоций.
Картина преступления вполне ясно вырисовывалась в голове полковника. Не обращая внимания на язвительное выражение лица Станислава, Гуров начал высказывать свои предположения. Он говорил довольно долго, и Станислав слушал его не перебивая. До поры до времени!..
