Новоиспеченный педераст ничего не ответил. Оставив пидаров-новичков в лесу, все вышли на дорогу.
Сопко обратился к Никитину:
— Ну что, поехали? Только не знаю, что с твоей тачкой делать?
— Это мелочь, хотя и досадная, — отозвался тот, — главное вот что…
Сергей открыл капот автомобиля и снял клеммы с аккумулятора.
Все настолько были удивлены его действиями, что никто не догадался помочь.
Отвинтив пробки, он аккуратно выливал на землю электролит. Покончив с этим, он спросил — Молоток есть?
— Ну, Писарь, ты даешь, — удивленно процедил Сопко, тупо уставившись на приятеля.
— Молоток, говорю, дай, — повторил Сергей свою просьбу.
— Правильно, раздолбай его, — указывая на аккумулятор, засмеялся Сопко, — чтоб врагам не достался.
Так и не дождавшись молотка, Никитин высоко приподняв корпус батареи, с силой грохнул его оземь. Пластмаса треснула, однако не обнажила своего содержимого.
— Свинец плавить будет, — пошутил кто-то — На грузила…
Тогда Сергей, не обращая внимания на реплику, повторил попытку. Лишь после третьего удара в сторону разлетелись осколки блестящей «кроны», и на асфальте появилась груда синих банкнот В воздухе повисла долгая пауза никто так и не смог должным образом отреагировать.
Первым ее нарушил сам Сергей:
— Сумка есть?
Несколько человек стремглав метнулись к машинам. Первым вернулся Карпуха с огромной спортивной сумкой. Высыпав содержимое на дорогу, он протянул ее Никитину.
Аккуратно сложив деньги и застегнув молнию, Сергей повесил сумку себе на плечо, бросив на ходу:
— Поехали.
Глава 14
Пока Никитин занимался Мирзой в Берлине, парни в Крыму тоже не дремали — почти месяц люди Тягуна, сбиваясь с ног, искали концы, через которые можно было зацепиться за мирзоевских головорезов.
Тягуновцы показали такой профессионализм, которому бы позавидовали лучшие сыскари — не было в Крыму такого казино, такой гостиницы, такого кабака, в котором бы они не побывали. Таксисты, крупье, квартирные хозяйки, официанты лишь отрицательно качали головами, когда те описывали приметы: мол, может быть, и были, может быть, и не были — в Крыму теперь азеров, наверное, не меньше, чем в Баку или Нахичевани.
Короче говоря, поиски были тщетными — азеров точно след простыл.
Делать было нечего, и Тягун, скрипя зубами, решил, в отличие от коммунистки Нины Андреевой, «поступиться принципами».
— Надо подписать под это дело ментов, — сказал он однажды утром, мрачно поморщившись.
Витя Хитрый, глянув на пахана, удивленно почесал затылок — Ты что? А понятия?
— Ничего не поделаешь, — тяжело вздохнул старшой. — Мы, конечно, профессионалы, но менты-опера — профессионалы не меньшие. Да и возможностей для легального розыска у них больше.
— Мне, что ли, к мусорам заяву писать? — казалось, Витя никак не может поверить в то, что такой уважаемый человек, каким всегда считался в воровской среде Тягун, может пойти на такой шаг.
— Тебе — не надо, — ответил тот, доставая «беломорину» и прикуривая, а вот жена Рудковского — ей положено…
Конечно же, по факту зверского убийства известного бизнесмена было возбуждено уголовное дело — тем более, что в «Крымской правде» появилась даже соответствующая заметка. Однако стараниями людей Тягуна дело было замято: как говорили в ментовке, его просто «сунули под сукно», понимая, сколь оно бесперспективно.
Теперь приходилось давать откат, приходилось давать обратный ход…
— Думаешь, больше толку будет? И так раком весь Крым поставили.
— Надо их заинтересовать, — парировал Тягун более спокойно, — и предупредить, что в случае удачи зверей отдают нам на разрыв.
— Как?
— Так же, как и всех… Лавэ все уважают, и менты тоже.
— Так мне, что ли, с псами базлать?
— Жену Рудковского предупреди, когда та к следаку пойдет. Она баба-то неглупая, опытная…
* * *
Встреча была назначена в ресторане «Березка», славном тем, что он, как было известно в Симферополе всем и каждому, принадлежал одному очень известному симферопольскому авторитету.
Ресторан назывался так потому, что в зале у входа, подобно часовым у «поста номер один», то есть у Мавзолея В. И. Ленина, стояли в кадках две субтильные березки — полутрезвые завсегдатаи иногда стряхивали в кадки сигаретный пепел, а наиболее отчаянные даже удобряли остатками недопитого спиртного.
Менты предпочитали не соваться в кабак — «непонятки», происходившие тут не часто, гасились собственными силами.
И каково же было подполковнику милиции Гуденко узнать, что ему назначена встреча именно тут, в столь печально известном месте.
Начальник уголовного розыска — а именно такую должность занимал подполковник — прибыл к подъезду «Березки» в точно назначенное время.
Сержант-шестерка, выпорхнув из машины, приоткрыл дверцу шефу — тот опустил на асфальт одну ногу, осмотрелся по сторонам и только после этого вышел из автомобиля.
Войдя в зал, подполковник без особого труда узнал в сидевшей за дальним столиком пожилой женщине вдову убитого бизнесмена. Однако не только она привлекла его взгляд — недалеко от входа, как раз у кадки с субтильной березкой, сидел человек, чье лицо было хорошо знакомо — и не только тут, в Крыму. Это был известный вор в законе Гросич Михаил Яковлевич по кличке Тягун.
У подполковника нервно задергалась щека — надо было быть полным идиотом, чтобы не увязать желание вдовы покойного Рудковского поговорить о делах в присутствии известного «законника»; тем более что в достаточно большом зале «Березки» больше никого не было, если не считать братвы авторитета.
Однако отступать было не в обычаях подполковника. Напустив на себя независимый вид, Гуденко направился в сторону сидящей в глубине зала Рудковской, однако наперерез ему двинулся Витя Хитрый.
— Гражданин начальник, пожалуйте к нашему столику, — с улыбкой произнес бандит.
Гражданин начальник нахмурился: первым его желанием было, конечно же, отказаться — не для того же он прибыл сюда, чтобы развлекаться с окружением Тягуна.
Подполковник сделал вид, что не расслышал приглашения.
Однако Хитрый не зря носил свою кличку — он и не думал сдаваться: загородив проход к столику Рудковской, он легонько подтолкнул мусора к Тягуну, который, в свою очередь, хмуро взглянув на опера, произнес:
— Перетереть надо…
