Он не спешил открывать конверт. Принял душ, побрился, переоделся в халат и только тогда, усевшись за стол и задернув на всякий случай шторы, аккуратно ножницами взрезал гладкую хрустящую бумагу.
Нечего было надеяться, что на снимках останутся отпечатки чьих-то пальцев. Ошибка красотки с гладкими волосами была подарком судьбы, а таких подарков не бывает много. Человек в резиновых перчатках, видимо, тоже так считал. И тем не менее на всякий случай Гуров орудовал пинцетом и брал фотографии строго за краешек.
Их было всего четыре. Портрет в три четверти – явно увеличенный фрагмент другой фотографии, на которой то же самое лицо окружено лицами менее значительными. Впрочем, качество в обоих случаях оставалось отменным – работал профессионал и на профессиональной аппаратуре.
Еще две фотографии – то же лицо в рамке автомобильного окна разговаривает по мобильному телефону. И, наконец, профиль – судя по воротничку куртки и специфической позе, дело происходит на теннисном корте.
Гуров внимательно и подолгу рассматривал каждую фотографию и откладывал в сторону. Просмотрев последнюю, откинулся на спинку стула и, скрестив руки на затылке, глубоко задумался.
Итак, все-таки Горюнов. Это полноватое самоуверенное лицо невозможно было спутать с каким-то другим. Лицо человека, привыкшего властвовать и принимать решения. Оставалось два вопроса – какого рода решения нужно принять, чтобы стать мишенью профессионального киллера, и кому эти решения встали как кость в горле. Собственно, это был один и тот же вопрос. Но почему ответ на этот вопрос должен искать Гуров?
Если господин Горюнов является какой-то важной шишкой, то почему именно о его безопасности не подумали в первую очередь в Москве? Почему его личность до сих пор является загадкой для сотрудника Интерпола? Тут явно что-то не так.
Проще всего было бы пойти прямо к самому Горюнову и спросить его обо всем начистоту. Показать фотографии, половинку купюры… И что дальше? Кроме подозрений и косвенных улик, у Гурова ничего нет. Кем бы он там ни был, этот Горюнов, но подозрений у него наверняка и своих хватает. Сказать, что у него есть враги? Так он, скорее всего, только рассмеется в ответ. Скажет – вот поймаете за руку, тогда приходите! Нет, конечно, он может усилить охрану, прервать путешествие – только что это даст? Недоброжелатели уйдут в тень и будут ждать более удобного момента. По сути дела, Гурову некого сдавать, кроме самого себя.
Конечно, есть женщина. Точнее, уже нет. Она очень предусмотрительно прервала круиз. Если бы можно было выяснить, какую роль она играла на теплоходе до своего исчезновения… Но, судя по всему, отъезд ее был запланирован. В противном случае он выглядел бы странно. А при ее нервозности лезть на рожон было крайне неосторожно. И неумно.
Но о ней Гуров хотя бы кое-что знал точно – женщина была на «Гермесе» среди пассажиров класса «люкс», – а вот где искать человека, передавшего ему конверт? Следуя логике событий, можно было предположить, что он тоже присутствует среди пассажиров, только как это проверить? И было бы неплохо выяснить, есть ли на корабле его сообщники.
Гуров рассудил, что сообщники должны иметь место. Хотя, судя по всему, заговорщики рассматривали импортного киллера в качестве некоего волшебника, умеющего все, в том числе и проникать сквозь стены, но в глубине души они ему, скорее всего, не доверяли и предпочитали контролировать каждый шаг. Отсюда и недовольство его поведением на корабле, и многоступенчатая конспирация, и отчаянная боязнь за собственную шкуру. Если задуманное сорвется, заказчики просто залягут на дно и до них не доберешься.
«Пожалуй, они все-таки на „Гермесе“, – решил Гуров. – Именно потому человек в резиновых перчатках так старательно скрывал свое лицо. И, наверное, он здесь не один – им ведь нужно контролировать меня и одновременно результат моих действий, то есть состояние здоровья Горюнова. Скорее всего, кто-то из них непосредственно входит в команду Горюнова, а прочие присутствуют где-то рядом со мной… Скажем, в той же тридцатой каюте…»
Его размышления прервал негромкий стук. Кто-то, похоже, уже соскучился по Гурову. Он поднял брови и с сомнением посмотрел на дверь. «На ловца и зверь бежит?» – с любопытством подумал Гуров.
Однако он не торопился открывать – сложил фотографии в конверт, спрятал на дно чемодана, в несколько движений разобрал постель, придав ей такой вид, словно на ней только что лежали, и уже тогда направился к двери.
Снаружи постучали еще настойчивее. Гуров отпер замок и увидел Арину. Наверное, на этот раз он не сумел замаскировать своих чувств, потому что она криво усмехнулась и сказала со странной интонацией:
– Я хочу извиниться перед вами… Наверное, я показалась вам настырной и противной, да? Но я на самом деле не такая. На самом деле я белая и пушистая.
Она действительно была на этот раз вся в белом – короткий жакет, брючки – и выглядела гораздо привлекательнее. Даже вихры на голове были сегодня тщательно уложены. Однако пушистой ее даже сейчас назвать было трудно – и в фигуре, и в манере держаться то и дело проскальзывала уже знакомая Гурову вызывающая угловатость.
Глаза ее нетерпеливо обшарили пространство за спиной у Гурова – кажется, она хотела убедиться, что в каюте больше никого нет.
Гуров не двинулся с места. «Неужели она одна из них? – напряженно размышлял он, разглядывая свою гостью. – Маловероятно, конечно… Но, может быть, именно на это и был расчет…»
А вслух он сказал:
– Простите, я не понял, что вы сказали… Видите ли, я неважно себя чувствую – пришлось выпить лекарство и лечь. Вы меня разбудили.
– Вот черт! – с досадой произнесла Арина. – Вы что, хотите, чтобы у меня развился комплекс вины на вашей почве? Не успела я попросить прощения за прежний проступок, а тут уже хоть снова бухайся на колени!
– Вообще-то у вас оригинальный способ просить прощения, – заметил Гуров.
– Какой уж есть, – буркнула Арина и неожиданно помахала перед носом Гурова какой-то темной бутылкой. – Может, все-таки впустите меня в каюту, инвалид? У меня с собой есть лекарство, которое мигом поставит вас на ноги! Я нашла его в грязной стамбульской лавчонке в самом жутком квартале. Это старинное турецкое вино – заговоренное, между прочим. Говорят, оно просто творит чудеса с мужской потенцией… Вы вообще-то припоминаете, что это такое?
Гуров посмотрел в ее нахальные, с рыжеватым оттенком глаза и невольно рассмеялся.
– Вы опять грубите, – заметил он. – И потом, вы врете. Это самое обыкновенное вино. Скорее всего, алжирское и наверняка паршивое. Вы не заставите меня пить его даже под дулом пистолета.
Арина с недоверием уставилась на причудливую этикетку, а потом сказала:
– Ну и что? Подумаешь, алжирское! Между прочим, вы мне тоже соврали – вовсе вы не спали. Я видела, когда вы вернулись. И на больного вы ни капельки не были похожи!
– Вы опять лезете не в свое дело, Арина! – негромко сказал Гуров.
