– И первым его словом будет одно из трех. Одно из трех
и есть «Аркаим». Все сошлось, как и было предсказано. Ожидание Шамбалинской
войны подходит к концу, – настоятель показал пальцем на Ключника: – Ты
слуга белого человека с Севера, это я вижу. А кто ты? – Палец настоятеля
переместился и указал на Донирчеммо Томба. – Для простого переводчика у
тебя слишком дерзкий и заинтересованный взгляд. И что-то жжет тебя изнутри, как
лихорадка. Кто ты?
– Я – внук Джа-ламы, – признался Донирчеммо Томба.
– А-а, – протянул хамбо-лама. – Понятно. Не
удивлен. Вот что значит кровь. Идешь по следам своего деда? Не дает покоя, ради
чего твой дед решился на святотатственное преступление – напал на обитель?
– Да, – выговорил сквозь сжатые зубы Донирчеммо
Томба.
– Возможно, ты скоро об этом узнаешь. Впрочем, решать
даже не мне и уж всяко не тебе. А ему, – хамбо-лама показал на
Ольшанского. – Я, как настоятель монастыря Намчувандан, всего лишь должен
отвести Белого человека, который придет с Севера незадолго перед началом
Шамбалинской войны и который будет знать Слово, в Пещеру Девяти Сводов. Кого
брать с собой, а кого не брать, решать уже ему.
– Они пойдут со мной, – уверенно сказал
Ольшанский.
– Хорошо, – сказал хамбо-лама. – Одно
условие, и оно не мое. Путь в Пещеру знают только монахи и то не все, а лишь
цан-шавы, избранные. Поэтому вы должны прежде испить травяного отвара,
благодаря которому пройдете путь в Пещеру Девяти Сводов, но не запомните его.
Хамбо-лама хлопнул в ладоши. Откинулся полог, прикрывавший
неприметный проем за помостом, оттуда вышел монах с деревянной чашей в руках.
Некоторое время Ольшанский провел в борениях с самим собой.
Потому что напиток запросто мог оказаться ядом. Но потом он прикинул, что
отравить, равно как и каким-либо другим образом отправить их в мир иной, монахи
могли бы и без столь сложных прелюдий. Допустим, просто предложив угоститься
чайком. И приняв чашу из рук монаха, Ольшанский безбоязненно отпил первым.
Вслед за ним отпили Донирчеммо Томба и Ключник.
– Идите за мной, – сказал хамбо-лама, поднимаясь
на ноги.
Он спустился с помоста, снял островерхий головной убор,
скинул церемониальную одежду, оставшись в желтом монашеском облачении. Жестом
пригласил следовать за собой. Они направились к прикрытому шерстяным пологом
проему, из которого недавно появился монах с чашей. Настоятель свернул полог
трубочкой, закрепил, чтоб не раскручивался, специальным ремешком, прибитым над
притолкой, и только после этого повел гостей дальше.
Они очутились в коридоре со множеством дверей, расположенных
по одной стороне и прикрытых пологами из толстой шерстяной ткани, прошли по
нему до противоположного конца. В коридоре было довольно светло – через каждые
три шага горели факелы.
Потом они ступили на винтовую деревянную лестницу, стали по
ней спускаться. Все ниже и ниже. Деревянная лестница перешла в каменную,
по-прежнему винтовую. Становилось все холоднее. Откуда-то бралось ощущение, что
они спускаются в глубь горы. Хамбо-лама вынул из петли на стене факел и освещал
им дорогу. ..
И с какого-то момента Ольшанский почувствовал, что с ним происходит
нечто странное. Свет факела сделался гораздо ярче, желтее и маслянистее, этот
свет резал глаза. Звуки шагов гулко отдавались в голове. «Начал действовать
выпитый отвар», – догадался Ольшанский.
Что-то творилось со стенами. Стены смыкались под странными
углами, то отступали, то приближались, причудливо выгибались. И уже не поймешь,
по лестнице ты спускаешься или плутаешь какими-то коридорами, под землей все
еще бредешь или же выбрался на поверхность.
Может быть, было на самом деле, а может, только привиделось,
что они прошли через некий зал, куда сквозь стрельчатые витражные окна
просачивался дневной свет. Наверное, все же привиделось, ну откуда на Тибете
стрельчатые окна и витражи?
Ольшанский отчетливо видел лишь расплывчатое маслянистое
пятно факела впереди себя, только на этом пятне мог сфокусировать взгляд, за
ним и шел…
Раздался громкий хлопок в ладоши, и Ольшанский начал
приходить в себя.
Несколько секунд прошло, прежде чем Ольшанский, Ключник и
Донирчеммо Томба окончательно избавились от наваждения. Пелена спала с
сознания, и они обнаружили, что находятся в пещере, похожей на сводчатый склеп.
Только склеп тот был целиком изо льда – стены, пол, потолок. И холод здесь
стоял соответствующий – без свитера долго не выдержишь.
Оконечность склепа терялась вдалеке, и было непонятно,
насколько он велик. А похоже было на то, что весьма велик… ежели, конечно, дело
не в оптическом обмане. По обеим сторонам склепа через равные промежутки, на
расстоянии в полчеловеческого роста от пола, располагались проемы, имевшие
геометрически правильные очертания. И что-то там было внутри…
Ольшанский шагнул к ближайшему проему, заглянул… И удивленно
присвистнул. Там, под стеклом, лежал человек – таково, по крайней мере, было
первое впечатление. Защитное стекло (если, конечно, это стекло) было толстым,
призматическим, что делало силуэт лежащего под ним размытым, нечетким и словно
бы разбитым на небольшие фрагменты, по которым представить что-либо в целом
было крайне затруднительно. Да невозможно представить, чего уж там! Запросто
под стеклом мог лежать не человек, а существо, имеющее лишь отдаленное сходство
с человеческим телом. И лица совершенно не видно. Даже не разглядеть – два
глаза у существа, один или три. А нижнюю часть туловища и вовсе не видно. Ниже
уровня груди все тонуло в непроницаемой тьме, подозрительной, наводящей на
мысли о ее искусственном происхождении.
– Что это? – Ольшанский повернулся к хамбо-ламе.
– Это величайшая тайна из всех тайн мироздания, –
голос настоятеля взволнованно дрожал. – Тайна, которую оберегал наш
монастырь более трех тысяч лет, ради сбережения которой и был когда-то основан.
Нет на планете Земля более важной и страшной тайны.
– Это инопланетяне? – сдавленно спросил
Ольшанский.
– Нет… Это… – хамбо-лама на миг запнулся. – Как
только их не называли… Сомати. Лемурийцы. Атланты… Да, их можно назвать
древними атлантами. Это будет правдой, потому что издревле принято называть
древнюю, достигшую невиданного могущества и исчезнувшую в результате
неизвестной нам мировой беды цивилизацию Атлантидой. Мы же называем их
Предтечи.
– Они – люди?
– Ты спрашиваешь меня о том, как они выглядят? Я не
знаю. И никто не знает.
– Они спят?
– В нашем представлении это сон. Длиной в несколько
тысяч лет. Но как давно он начался, этот сон? Доподлинно неизвестно. И проснутся
ли когда-нибудь? Неведомо. Но дело не столько в них, Белый человек с Севера.
Дело в том, что та мировая катастрофа, что уничтожила народ атлантов, снова
приближается. Грядет великая Шамбалинская война. И от того, кто в ней победит,
зависит, будет ли человек по-прежнему ходить по этой планете. И исход битвы под
силу решить одному человеку.
