– Господь сохрани! – с неподдельным ужасом в голосе отозвался заместитель директора «Палестры» по воспитательной работе Анджей Маркович Сарецкий. – Почему-то считается, будто упомянутый вами шарлатан и авантюрист с его дичайшими идеями примата коллектива над личностью был неплохим педагогом. Не верьте! Чушь собачья! А на портрете – великий Песталоцци.
Господин Сарецкий не понравился Льву Гурову резко и сразу. Чуть не полчаса пришлось вчера уговаривать оного господина прояснить некоторые моменты профессиональной деятельности покойного – убиенного, точнее! – Давиденко. И уже по телефонному разговору становилось ясно: возникнут с ним проблемы.
Все верно. Возникли. По всем неписаным законам и правилам на место Алексея Борисовича претендовал именно Сарецкий. А место, как уже успел понять полковник Гуров, отличалось изрядной привлекательностью. Ох, до чего хлебное место, если грамотно использовать некоторые возможности!
Так что любой шум, любой даже намек на скандальные обстоятельства ухода из жизни своего предшественника был Сарецкому крайне неприятен. В такой ситуации люди не слишком доброжелательно относятся к милиции. А никаких формальных оснований допрашивать этого человека у Льва не было. Захочет – будет говорить, а нет – так может и послать куда подальше.
Но Лев Иванович умел быть очень убедительным! Убедил и на этот раз.
Сарецкий оказался высоким сухощавым мужчиной без возраста. Ему можно было дать и сорок, и все шестьдесят. Лоб изборожден морщинами, брови густые, почти сросшиеся, такие же густые, очень коротко остриженные темные волосы, заметно тронутые сединой, тонкий, словно бы лишенный губ рот. И удивительные глаза пронзительного ярко-голубого цвета, как у кота-альбиноса. Очень, сказать по правде, неприятные глаза: холодные, стеклянные, немигающие, заставляющие вспомнить питона в террариуме.
И дикция у главного воспитателя «Палестры» была… своеобразная. Характерная такая. С элегантной хрипотцой.
Как у сливного бачка старого унитаза.
И то, что этот человек склонен к рисовке, считая себя вторым по уму после господа бога, Лев Иванович тоже моментально уразумел. Ну-у… Грех не использовать.
Гуров пристально посмотрел на Сарецкого:
– А почему, кстати, «Палестра»? Мне что-то древнегреческое такое вспоминается…
– Правильно вспоминается, – довольно кивнул тот. – Для милиционера вы весьма эрудированны. Палестра – это в Элладе такая частная гимнастическая и риторическая школа для мальчиков 12—16 лет. Палестры имели открытые площадки, беговые дорожки, бассейны, крытые гимнасии и… много чего еще. В зависимости от того, кто их строил и содержал. А занимались этим главным образом цари. Их тогда на Эгейском полуострове расплодилось немерено. Для своих отпрысков старались. Лучшие учителя, а главным образом, постоянный надзор и тот контингент сверстников, который устраивал венценосца. Опять же, друг перед другом похвастаться можно: вон, дескать, у меня в Беотии – аж три олимпионика из палестры за последние десять лет вышли! А у тебя, Амфитрион? Только один! Так что слабы твои, коллега, семивратные Фивы! Ну и, конечно, намек Давиденко применил… Грамотно. Для понимающих людей. В названии специнтерната. Чтобы знали, куда своих щенков – пардон! – детишек отдают. На дрессировку. Ох, неуместна ваша улыбочка ироничная, господин полковник! Вы, Лев Иванович, о составе наших воспитанников имеете понятие? Раз уж об Антоне Семеновиче Макаренко помянули, то…
– Отдаленное. В самых общих чертах. – Тут полковник Гуров снова слегка погрешил против истины. Очень неплохо Лев успел кое в чем разобраться. – Это одна из причин, по которой я хотел с вами встретиться. Непростой контингент, сложные, сломанные судьбы, вы это имеете в виду? Несчастные дети, трудные подростки…
– М-м… Где-то. Но не только. И не столько, – усмехнулся Сарецкий. – Дело в том, что почти все царские отпрыски, будущие герои Эллады, отличались в детстве и юношестве откровенно криминальными наклонностями. Хоть великого Геракла возьмите. Взял и убил своего учителя музыки, чем-то тот не по душе сыну Зевса пришелся. Тезей, победитель Минотавра, покуда в возраст не вошел, все Афины на уши ставил. А уж бабник был такой, что… То же и к Ясону, предводителю аргонавтов, относится, и к братишкам Диоскурам! Еще примеры желаете? Вся мифология ими полна, не говоря уж об истории. Это пока подрастающему поколению много воли давали. А доходило дело до палестры или чего-то аналогичного, но с хорошим э-э… режимом, назовем это так, сразу характеры выправлялись. Быс-трень-ко! Детишкам, да и подросткам, нужен не столько хороший воспитатель, сколько хороший надзиратель. Со здоровенной дубиной и с непоколебимой уверенностью в своем праве эту дубину применять. Гвоздить мерзавцев по башкам. Чем чаще, тем лучше. Всех. Поголовно!
– Лихо! – удивленно покачал головой Гуров, огибая монументальный письменный стол и приближаясь к тому самому месту, где голова бывшего хозяина роскошного кабинета была буквально прибита к стенке.
Да как прибита! Словно пудовой кувалдой кто приложился по стальному стержню.
– Странно такое слышать из ваших уст, Анджей Маркович. Дети – они вроде бы цветы жизни, нет? А вы – садовники. И вдруг – такое! Тем паче новые научные методики, коррекционная педагогика, социальная реабилитация… – Гуров сокрушенно пожал плечами, внимательно присматриваясь к отверстию в дубовой панели под портретом великого итальянца.
Лев сознательно хитрил.
По его глубочайшему убеждению, все новации да оптимизации в области народного образования если к чему привели, так к обвальному, катастрофическому снижению уровня этого самого образования. Про воспитание и говорить не приходилось. Но Гуров был уверен: сейчас он подцепит склизкого, как налим, Сарецкого на элементарный «комплекс честолюбца». Не таких артистов он ловил, и переиграть полковника Гурова в сложнейшей сфере практической психологии мало кому удавалось.
Часто случается, что не слишком умный, не особенно талантливый, но амбициозный человек, осознав наконец свою заурядность, начинает тяжко мучиться от уязвленного самолюбия. Самые ядовитые завистники получаются из подобных людей. Ох, порасскажет он сейчас про своего покойного шефа…
Как всегда, Гуров попал в десятку!
– Что вы уставились в идиотскую дырку?! – с возмущением поинтересовался Сарецкий. – Лучше меня послушайте. Детишки! Одно слово – цветы жизни. На нашей с вами могиле…
Лицо Сарецкого буквально перекосило.
– Продолжайте, Анджей Маркович, продолжайте, – поощрительно отозвался Гуров. – Эх, жаль, лупы у меня с собой нет. Ну, не беда, сейчас не времена великого Шерлока Холмса. Эксперты, знаете ли… Так что там, про могилу?
Анджей Маркович Сарецкий весьма ехидно усмехнулся:
– Дети, конечно же, будущее нации. – Было заметно, что говорит Анджей Маркович о наболевшем. – Наше будущее. И как таковое, оно обещает быть крайне омерзительным. Тупым, самонадеянным, невежественным и агрессивным до отвращения. Поверьте специалисту, который насмотрелся на пресловутые цветочки по самое «не могу»! И ароматов соответствующих нанюхался.
