А если опять же навскидку, полагаясь только на собственные уши, опыт и здравый смысл, то получалось, что дурацкую фразу про сирен сказал молодой мужчина, по всей видимости – русский. Потому что никакого акцента в его голосе не слышалось. И не с юга России, у тамошних уроженцев выговор очень характерный. Мужчина не страдает заболеваниями носоглотки, он не гнусавил и не придыхал насморочно. Возможно – москвич. У москвичей часто в конце фразы тон голоса чуть поднимается, для внимательного уха это заметно.
– Скорее всего, курит, – добавил Крячко. – Слышится чуть заметная хрипотца, это характерно для курящих. Дым на голосовые связки влияет. Я сам маленечко хриплю. Нет, ну какие мы молодцы! В момент установили, что пожилые грузинки и якутки с аденоидами нас не интересуют. А также иностранные некурящие шпионы и шпионки с бруклинским акцентом. Младенцев обоего пола, несомненно, можно смело исключить. Впечатляющее достижение, чего там! Я на радостях тоже закурю.
Гуров рассмеялся: «друг и соратник» в своем амплуа, не может не подхохмить. Даже Виктор Покровский слабо улыбнулся, хоть ему было не до веселья.
– Теперь давай послушаем твой разговор со Светланой, – обратился к Покровскому Лев.
Вторая запись, сделанная «умной игрушкой», тоже оказалась короткой, разговор отца с дочерью занял не более трех минут. Вызов от Светланы прозвучал ровно в семнадцать часов, похитители были точны. Прослушали запись дважды. Покровский слегка побледнел: снова и снова слышать голос попавшей в беду дочери ему было нелегко. Гуров, подождав с минуту, вопросительно посмотрел на Виктора.
– Это, бесспорно, Светлана. Не имитация, будь среди похитителей сам Максим Галкин. Светка, точно! Ее голос я ни с каким чужим не перепутаю. Говорит, как вы видите, в реальном времени, отвечает на мои вопросы о самочувствии, повторяет названное мной число. Знаете, старый трюк: я называю первое пришедшее в голову число и прошу его повторить. Знать, что это будет семьдесят семь, похитители заранее не могли, потому не могли принудить Светлану заранее надиктовать ответ на магнитофон. Значит, запись исключена. Кроме того, обратите внимание на фразу в самом конце: «Спасибо за привет из дома, только платье все равно жалко». Такую фразу предварительно не запишешь, да и кто, кроме нее, мог про это платье знать?
– Я как раз хотел поинтересоваться, что эта загадочная фраза означает, – обратился Гуров к Виктору. – Какое платье?
– Красное, – усмехнулся Покровский. – Красивое, дорогое. Это случайно получилось. Как дошло дело до того, чтобы перевязать пакет с деньгами оговоренной красной ленточкой, обнаружилось, что у меня дома такой ленточки или шнура нет! Что делать? Не к соседям же идти, красную тряпочку просить – решат еще, что у меня с головой проблемы. А в каких лавках красными ленточками торгуют, я, ей-богу, не знаю. Меня время поджимает, и нервы, сами понимаете, на взводе. Заглянул в шифоньер, а там Светкино красное платье, нарядное такое. Недолго думая, взял ножницы и отчекрыжил от подола по кругу требуемый лоскут. Несколько раз обмотал пакет, завязал бантиком. Светланка лоскуток и признала.
– Стоп! – сказал Станислав. – Признала, говоришь? Хм… Пока лоскуток был несколько раз перекручен вокруг пакета, да еще завязан… Не больно-то его признаешь! Некая абстрактная тряпица. Вот когда тряпица расправлена – тут другой коленкор. Интересный момент просматривается: значит, снимали ленточку при ней, получается, что она распакованный пакет видела. Странно…
– Действительно… – согласился Гуров, с уважением поглядев на заметившего очередную несообразность «друга и соратника». – С чего бы похитителям распаковывать добычу при жертве? Жадность мозги затуманила? Ладно, отложим пока в копилку странностей. Теперь перейдем к инструкциям, которые озвучила Светлана.
Инструкции отличались краткостью и четкостью. Завтра в двенадцать дня Покровскому позвонят и скажут, что делать дальше. Но вот комментарий Светланы к этим сухим фразам вызвал у Виктора Алексеевича некоторое удивление. И не только у него. Смысл того, что сказала Светлана, был ясен, но вот зачем она это сказала?
– Вы сами слышали. Она произнесла следующее: «Папа, отнесись к тому, что услышишь, со всей серьезностью. Не бесись сразу, не упирайся рогами в землю, подумай. Очень может быть, что моя жизнь зависит от того, как ты поступишь!» Можно еще раз прослушать. Так вот… – Покровский нахмурил брови. – Я все-таки смею надеяться, что неплохо знаю свою дочку. Само построение фразы – совершенно не ее. Она бы ту же мысль выразила по-другому. Такая густопсовая вульгарщина, как «упираться рогами в землю», Светланке просто бы в голову не пришла. Вывод: фразу ей заранее продиктовали, заставили заучить и произнести после того, как она оповестит меня о завтрашнем звонке. Вопрос: к чему бы такие сложности? Зачем похитителям лишний звонок, к чему особо подчеркивать его серьезность? Чем больше звонков, тем, вообще говоря, больше риска для них. В этот раз номер мобильника, с которого сообщили о прогулке сирен, не определился. Тот, с которого в пять звонила Светлана, – тоже. Следовало ожидать, что они предпримут соответствующие меры. Но все-таки некоторый риск засветиться сохраняется, и с каждым новым звонком он растет. Что мешало им принудить Светлану передать мне то, что они собираются потребовать, во время нашего сеанса связи? Как в первый раз, с видеокассетой?
– Вижу одно объяснение, – после непродолжительного размышления высказался Гуров. – Похитители придают завтрашнему звонку и тому, что за ним последует, исключительное значение. Поэтому решили подстраховаться, оказать на тебя через Светлану дополнительный нажим. Чтобы ты был посговорчивее. Это настораживает: своим сегодняшним поведением ты продемонстрировал, что послушно идешь у них на поводу. Чего ж им еще?! Чем они собираются тебя ошарашить? Во всяком случае, чем-то таким, чего Светлане знать не надо. Поэтому они не стали использовать Светлану для передачи информации. Кстати, мне в этом видится очень обнадеживающий нюанс. Раз похитители не желают, чтобы Светлана что-то узнала, значит, они не намерены ее ликвидировать. Иначе им было бы все равно.
– О чем-то она все-таки знает, – уточнил Виктор Алексеевич, которому рассуждения Гурова о «нюансе» пришлись очень по душе, хоть полностью не успокоили. – Или догадывается. Потому что голос у нее по-настоящему взволнованный. Я вам больше скажу! Тогда, в первый раз, когда я смотрел и слушал ее на видеокассете, Светланка была спокойнее! Точно она что-то очень тревожное сегодня узнала, а сказать мне об этом не может.
– Ну-у… – протянул записной скептик Крячко. – Это тебе только так кажется. Как ты мог различить такие тонкие оттенки ее настроения за трехминутный разговор? И картинки не было. Как тут сравнивать?
– Я все-таки ее отец, – сердито возразил Покровский, – вот и различил. Картинка, представь себе, тоже имеется. Видимо, она заранее попросила тех, кто ее охраняет, сфотографировать ее в конце нашего разговора и переслать картинку мне. Для пущей убедительности. Может быть, паршивцы сами догадались: все, дескать, в порядке. Вот, смотрите сами. Не то она перепугана чем-то, не то шокирована. Выражение лица тревожное, и глаза…
