– Мне в плане взаимопонимания с подполковником Калюжным, – невесело сказал Гуров, – тоже похвастаться нечем. Дурацкая складывается ситуация: делаем общее дело, а он глядит на меня так, будто я на глазах всего Светлораднецка ему пощечин надавал. Знаешь, я ведь попытался ему что-то объяснить, Липкина упомянул, о прикидках своих предварительных начал рассуждать, так ведь не слушает! Сплошные амбиции. Как же, обошли его, такого умного, на повороте.
– Хм-м, так ведь кто первым встал – того и тапочки, я этот закон еще со школы милиции усвоил накрепко, – сочувственно отозвался Станислав. – Он что, до такой простенькой истины не додумался? В его-то возрасте завидовать успеху своего брата сыщика? Не верю! Он же наш с тобой ровесник. И чин немалый, заметь. За какие-то заслуги полученный. Эх, Лева! Не в восторге я от этой троицы. Генерала Беззубова имею в виду, а также пару его подчиненных. Причем, очень похоже, особо доверенных лиц.
– Других-то нет, – мрачно заметил Гуров, у которого упомянутая троица тоже особой симпатии не вызывала. Особенно в контексте последнего разговора с Орловым относительно возможной «протечки» в самых высших эшелонах светлораднецкого УВД. – Одно сегодня приятное знакомство выдалось, светлое пятнышко на поганом фоне серых милицейских будней, прямо как для контраста, ей-богу. Любаша Липатова, очаровашечка твоя. Хороший у вас вкус, пан Крячко.
– Смотри, взревную, как Отелло, – усмехнулся Крячко, – да еще Маше заложу!
Затем Станислав встал, потянулся, сладко зевнул с подвывом, как кобель на завалинке, и сказал просительным тоном:
– Лев, я вымотался вусмерть. Соображаю с трудом, тем более три этих трупа так перед глазами и мелькают. Денек у нас с тобой сегодня выдался не из легких, давай-ка баиньки укладываться. Вон у тебя во второй комнатушке диванчик симпатичный какой, сразу видно – номер люкс! Знаешь, утро вечера мудренее.
* * *
Гуров проснулся рано, за окошком было еще совсем темно. Сон не освежил его, голова по-прежнему была тяжелой. В соседней комнатке мелодично посапывал носом Крячко. Лев от души позавидовал «другу и соратнику», понадеявшись, что тому снится что-нибудь поприятнее треххвостой псины.
Он умылся, вышел на кухню. Поставил на плиту чайник, на вторую конфорку – небольшую кастрюльку. Затем, усмехнувшись, достал из морозильника купленный вчера вечером по дороге из университета пакет пельменей. То-то Стасу сюрприз будет! Подошел к окну, широко распахнул форточку.
Ворвавшийся в тесную кухоньку порыв ветра швырнул ему в лицо мелкие водяные брызги. Лев поморщился. За окном лениво колыхалась сырая пелена тумана.
На привыкшего к московской морозной свежести Гурова такая погода действовала расслабляюще, тянуло забыть про все дела, про намеченную встречу с Шуршаревичем, отключить телефон, а потом, завалившись в утреннюю неприбранную постель, проспать весь день до самого вечера.
И тут, как бы в пику его упадническим мыслям, телефон громко зазвонил.
Лев подошел к аппарату, недоуменно поглядел на электронные часы: половина восьмого. Это кто же? Светлораднецкие коллеги-сыщики? Доброго утра пожелать решили? Или с Липатовой, оборони господь, что неожиданное случилось?
Он, пожав плечами, снял трубку.
– Это кто? – раздался незнакомый высокий женский голос.
Гуров не жаловал хамов. В том числе телефонных.
– Здороваться вас в детстве не научили? – поинтересовался он довольно холодным тоном. – Полковник Лев Гуров к вашим услугам. Неплохо бы узнать, с кем я говорю, а также в чем услуги будут заключаться?
– Ой, извините! Это с вами Ирина Пащенко говорит.
Некоторое время Гуров слушал молча, все сильнее хмурясь. Затем коротко сказал:
– Хорошо, приходите. Да, можно прямо сейчас, к чему откладывать. Московская, 14, вход со двора, я скажу, чтобы на вахте вас пропустили.
Положив трубку, он с минуту в задумчивости постоял у столика с телефоном, а потом решительным шагом направился к диванчику, на котором продолжал сладко посапывать Крячко.
– Вставайте, граф, – Гуров слегка потряс Станислава за плечо, – нас ждут великие дела. Ваша – самокритично замечу, что и моя! – симпатия Любаша Липатова проявила редкостную прыть, в результате нам на голову минут через двадцать свалится некая Ирина Владимировна Пащенко. Давай приводи себя в порядок. Дама все-таки.
– Какая еще, к песьей матери, дама? – Станислав спросонья ничего не понимал. – При чем тут Липатова?
– При том, что Любаша вчера вечером позвонила этой Ирине, – с некоторой досадой ответил Лев. – И поделилась неизгладимыми впечатлениями от наших с тобой персон. А также подробностями смерти Бортникова. Нет, они вовсе не подруги, а не более чем знакомые. Но эта Ирина, по ее собственным словам, была «очень близким Сашеньке человеком», понимай в меру своей испорченности. Люба об этой близости знала, вот и не удержалась, поделилась сенсационными новостями. Теперь Ирина горит жаждой мести, требует встречи со мной, утверждая, что владеет важной информацией. Я таких знаю, добром не отстанет, так что готовься к малоприятному разговору. Хотя, может, это и хорошо, все равно его связи надо отрабатывать, почему бы не начать с любовницы?
– Откуда такая уверенность, что любовница? Чем она вообще занимается, тоже из физиков-химиков?
– По голосу определил. Прерываемом всхлипываниями. Так, уж поверь моему жизненному опыту, о «просто знакомых» не говорят. Но это мы сейчас легко проверим, я перезвоню Любаше на мобильник, поинтересуюсь, что за Ирина такая и с какого перепуга Липатова вчера решила на нее выйти. А занимается Ирина Владимировна, – Гуров скривился, как от кислого, – журналистикой. Несмотря на свое, похоже, непритворное, горе она ввернула-таки фразочку, что «имеет немалый вес в журналистских кругах города», публиковалась в центральной прессе и, в случае чего, готова начать собственное журналистское расследование обстоятельств смерти Бортникова. Кстати, смерти Беззубовой – тоже!
– Этого нам только не хватало, – ошарашенно сказал Крячко, как и Лев, без особой любви относившийся к представителям «четвертой власти». – Ох, не люблю я щелкоперов! Пользы от них обычно как от козла молока, а беспокойства выше крыши. Нам на этом этапе сыска шум в прессе совершенно ни к чему.
– Абсолютно с тобой согласен, – невесело откликнулся Лев. – Но шума я не допущу, сумею доходчиво объяснить ей, что покамест... Ну, ты сам понимаешь.
Из кухни донеслось противное шипение. Завоняло газом.
– Вот, хол-лера ясна, – Гуров бросился на кухню, – это же пельмени ушли! Стас, возьми у меня в куртке бумажку с липатовским номером, почирикай-ка с ней сам. А то я злой слишком. Понял, что выяснить надо? Вот и действуй!
Через пяток минут почирикавший Крячко появился на кухне.
– Ты угадал, – кивнул он Гурову. – Точно, была Пащенко любовницей Бортникова. О чем, по словам Любаши, знала вся лаборатория. Плюс половина Светлораднецка. Вроде даже о свадьбе разговоры велись, но Бортников разведенный был. Обжегшись на молоке, сам понимаешь, на воду дуть начинают, так что дальше разговоров не продвинулось. А позвонила ей Липатова потому, что решила, что та имеет право узнать о смерти Бортникова, так-то кто ей сообщил бы, раз они официально не женаты были? Кроме того, Люба хотела нам помочь, думала, что мы рано или поздно Ириной Пащенко заинтересуемся. Она, кстати, права. Так что зря ты катишь бочку на столь обаятельную женщину. Прыть ему, видишь ли, не понравилась!
