Липатова засмеялась, правда, чуть истерично. Затем резко оборвала смех:
– Это я, ведьма злоязыкая, преувеличиваю, конечно. Но ненамного! Никаких экспертиз она не проводила, а данные брала из собственного пальца. Или путем вдумчивого созерцания потолка, а мы... – Женщина нервно закурила. Чувствовалось, что ей стоило немалых усилий договорить до конца то, что она хотела сказать. – Мы ее покрывали. Да, подписывались под этим. Молчали все. Я тоже молчала. Сказать вам, почему?!
– Любаша, Любаша, – успокаивающе заворковал Крячко, кидая на Льва укоризненные взгляды, – ну не стоит так волноваться! Все мы со Львом Ивановичем понимаем, ничуть тебя не осуждаем, подумаешь, грех великий! Ты бы знала, с чем нам по службе сталкиваться доводилось, с какими грехами!.. Ну, отстегивала она вам деньжат, а пикнул бы кто – так под зад коленом, и лети, моя пичужка. Не смей плакать! Не смей, кому сказано! Ты, главное, нам сейчас помоги в этой навозной куче разобраться, и я, хоть и не поп, точно тебе говорю – все грехи спишутся!
Липатова бледно улыбнулась, совершенно по-детски шмыгнув носом.
– Люба, я сейчас задам вам очень важный вопрос, – Гуров взял женщину за руку, успокаивающе пожал ее теплую ладонь. – Ведь вы-то специалист неплохой, так? Да будет вам, не до ложной скромности! Так вот, смотрите: если бы все значения экспертных параметров в журналах и протоколах были – гм-м! – среднепотолочными, начисто высосанными Беззубовой из пальца, то получалась бы, что согласно экспертизе это вовсе даже не нефть, а... ну, не знаю. Сгущенное молоко. Огуречный рассол. Кошачья моча, прости господи. Но вспомните ту кучу бумажек, которую мы сегодня с вами пересмотрели. Как, на ваш взгляд, ведь этого не наблюдается? Ведь именно нефть и ничто иное, так?
– Та-ак, – протянула изумленная тем, что эта мысль раньше не пришла ей в голову Липатова. – Все данные очень грамотно увязываются, словно впрямь кто-то аккуратно промерял. Но ведь не делала она этого, просто не смогла бы! И согласовать высосанное из пальца ей ни за что ума бы не хватило, так откуда же?..
"От верблюда, – мрачно подумал Гуров. – Совсем ерунда осталась, шайтан меня заешь, – этого верблюда изловить. М-да-а, задачка!"
Предельно ясно ему стало следующее: данные экспертиз Алине кто-то диктовал. Но далекая от сыскной работы Липатова упустила не только этот напрашивающийся вывод, но и два исключительно любопытных момента, на которые Гуров тут же "сделал стойку", как охотничья собака на дичь.
Начать с того, что среди подписывающих липовые беззубовские протоколы сотрудников лаборатории не хватало одной фамилии. Бортникова. Не такой уж дремучей дурищей была, видать, покойная Беззубова. Своего зама она подпускать к нефтяной тематике решительно не хотела. Хотя кинула ему кость – работу со спиртом.
Вот теперь представим, что происходит, если Александр Григорьевич проделал тот же логический анализ, что и Лев сегодня, тем более вся беззубовская деятельность происходила у него на глазах. Воспоследовали схожие выводы, причем куда более глубокие, чем у дилетанта Гурова.
Скажем, о личности "верблюда". По пьянке Бортников поделился своими выводами с любовницей, а по-трезвому, но сдуру – с самой Алиной Васильевной. Поставил той жесткие условия: я тоже хочу кушать не просто булку с маслом, а чтоб слой черной икорки поверх масла-то! Почему бы нет, если считать Беззубову всего лишь жадной зарвавшейся дурой, пусть и прикрытой мужем-генералом?
Представим – пока лишь представим! – что, к своему изумлению, Александр Григорьевич обнаруживает после веселого разговорчика с шефиней, что дело придется иметь отнюдь не с грозным милицейским генералом, который в женушкиных махинациях – ни сном ни духом. А с кем-то пострашнее. С кем-то... "от верблюда".
Эх, поймал раз мужик медведя, только собрался в деревню тащить, шкуру, значит, снимать, а косолапый-то не пускает! Что мужику в таком разе с топтыгиным делать, а?!
Вот Александр Григорьевич Бортников и сделал.
Домыслы? Такие домыслы чемодана улик стоят. Потому как больно уж логика четкая. Потому как мотив преступления просматривается насквозь. Идеально произошедшие события в такую умозрительную схемку укладываются.
Пойдем, однако, дальше! Кто мешал Алине Васильевне Беззубовой не светиться своей подписью под липовыми протоколами, а избрать козла отпущения, ту же, к примеру, Липатову? Заставить проверенным методом кнута и пряника подписывать вместо себя данные в рабочих журналах, в протоколах тех же. Беззубова диктовала бы полученные из некоего источника цифры "козлику", а тот бы послушно автографы свои ставил. Что, такая пещерная кретинка покойница была? Не понимала, насколько такой вариант удобнее? Безопаснее, наконец?!
Ага, как же! Все она понимала. Но не она одна. Загадочный "верблюд" этот нехитрый расклад понимал не хуже. Только вот не устраивала его излишняя прикрытость Беззубовой. Как раз наоборот.
Видимо, условие было поставлено жесткое: хочешь иметь хороший навар? Так мы повяжем тебя накрепко! Только твоя подпись первым номером, и тогда, если что... Понятно тебе, Алина Васильевна? Буде наши дела совсем погано обернутся, так ведь может и муженьку твоему, генерал-майору Беззубову, рикошетом та-а-ак прилететь! Просто отставкой можно не отделаться. Кто ж ему поверит,что он о женушкиных шашнях с... с нами ни хренушеньки не знал, ну кто?! Значит, тогда он нас прикроет, ибо забота о собственной шкуре – сильнейший стимул.
Вот такая приблизительно реконструкция все ярче, все отчетливее прорисовалась в мозгу Льва Гурова.
– Постой, Лев, – прервал его размышления Крячко, – ты мне вот что объясни: на кой дьявол вообще что-то там в грешных этих протоколах увязывать? Зачем гнать липу? Почему нельзя было сделать все анализы чин-чинарем, что, такая эта нефть на самом деле пакостная? Впрямь вроде кошачьей мочи? Так все едино, на перерабатывающем заводе в перегонку не бумажки же экспертные загружают, из них бензин не получишь. А ту самую нефть! Если она паршивая, не нефть почти, а бог знает что, то кто ж ее, на хрен, купит? Раз подобная афера может проскочить, два раза, а потом переработчики разобрались бы, что их водят за нос. Здесь же ручеек течет почти год, причем нехилый. Не понимаю!
– Я тоже, – поддержала его Липатова, явно ощутившая себя игроком их со Стасом команды, успокоившаяся и сразу очень похорошевшая. – Сама не могла анализ грамотно сделать, так поручила бы кому. Хоть мне. Нефть-то навскидку очень даже ничего, за нее переработчики чуть не в драку лезли. Какой смысл врать?
– Вот! Вы, друзья мои, угодили в самую сердцевину. Если бы я мог ответить на этот вопрос, – возбужденно ответил Гуров, – то многое стало бы понятным. Если не все. Люба, можно еще кофейку организовать? И покрепче.
Дождавшись, когда Липатова с колбой отошла к горелке вскипятить воду, Гуров тихо шепнул Станиславу:
– Сейчас, дорогой друг, нам придется малость нарушить закон. Ты как, не против? Ах, если, значит, с ведома и при участии непосредственного начальства, то хоть в омут головой? Но, видишь ли, твоей симпатии тоже предстоит стать участницей правонарушения, так что, когда я стану ее к оному склонять, оказывай свою могучую поддержку. Это не страшно, что ты не понял. По ходу дела врубишься, ты умный. Нам-то не впервой. Без ведома руководства, рискуя лампасами...
