Если выпивать с расстановкой и продолжать работу над «Записками», то наступления опьянения можно и не заметить. К тому же можно так натренировать руку, что она и не ощутит, как бутылка становится все легче и легче.
С моей последней исповеди прошел всего один день.
Половина двенадцатого ночи, на улице царит тьма, и только перед церковью яркое пятно света от уличного фонаря. Так и кажется, что вот-вот в нем появится Фред Астер
[13]
в цилиндре, фраке, гетрах, белых туфлях и с неизменной тросточкой в руках и закружится в танце с Джинджер Роджерс.
Священник прижался лбом к стеклу, отчего красивое лицо – бывшее в определенном смысле его проклятием – исказилось и выразило лишь усталость и внутреннюю опустошенность.
Я пьяница и никудышный священник, Отец.
Он закрыл глаза, и воображение перенесло его в темную исповедальню, где за решетчатым оконцем приоткрывалась завеса в мир сердечных тайн. Он чувствовал запах лака и старого бархата скамейки, на которую преклоняли колено кающиеся, и едкий привкус во рту.
Помилуй меня, Отец…
(я разбил машину брата… я ударил жену… я подглядывал в окно за миссис Сойер, когда она раздевалась… я солгал… я сквернословил… я имел нечестивые мысли… я… я… я…)
…ибо я согрешил.
Он открыл глаза. Фреда Астера пока так и не было. Наверное, появится ровно в полночь. В городе все спали. Разве что… Он поднял глаза. Да, там горел свет.
Он подумал о девчонке Боуи – нет, теперь она Макдугалл по мужу, – которая хрипло призналась, что била своего младенца, а на вопрос, как часто, он почувствовал (практически услышал), как в ее голове заскрипели мысли, превращая дюжину в пять, а сотню – в десять. Что за люди! Он крестил ее ребенка, Рэндалла Фратуса Макдугалла, зачатого на заднем сиденье машины Ройса Макдугалла, скорее всего в кинотеатре под открытым небом, когда показывали второй фильм. Крошечный плачущий комочек. Интересно, догадывалась ли она, как ему хочется просунуть в оконце руки и сдавить ей горло? Налагаю епитимью в шесть затрещин и один пинок под зад. Иди и больше не греши.
– Тоска! – произнес он вслух.
Нет, в исповедальне его удручала не просто тоска. Не она одна толкала его в растущее Братство католических священников – любителей выпить и рыцарей «Катти Сарк». Он не мог смириться с тем, что Церковь создала безупречный механизм по непрерывной и бесконечной доставке мелких грехов на небеса. Церковь тем самым ритуально признавала зло, хотя сейчас больше занималась социальными проблемами. Искупление, ориентированное на богобоязненных старушек, чьи родители являлись выходцами из Европы. Но в исповедальнях зло присутствовало так же явственно, как и запах старого бархата. Причем зло иррациональное и бессмысленное, не знающее милосердия и от которого невозможно укрыться. Ударить по лицу младенца, проколоть колесо, затеять в баре драку, засунуть в яблоко бритву… несть числа проявлениям зла, которые способно породить больное воображение человеческого мозга!
Джентльмены, защитить от этого могут только крепкие засовы на тюрьмах. Эффективные стражи порядка. Развитие социальных институтов. Стерилизация. Контроль над рождаемостью. Аборты.
Джентльмены, если нам удастся вырвать плод из утробы, где царит только кровавое насилие, из него никогда не разовьется существо, способное забить молотком старуху до смерти.
Леди, если мы привяжем такого выродка к электрическому стулу и поджарим, как свиную отбивную, он уже никогда не сможет пытать мальчиков до смерти.
Сограждане! Если законопроект о подобной селекции будет принят, я вам гарантирую, что больше никогда…
Чушь!
В последнее время, вернее, в последние три года, он стал яснее понимать причины своей неудовлетворенности жизнью. Как будто размытой картинке на экране придавали резкость и постепенно изображение становилось все более и более четким. Он жаждал Вызова, той Цели, которой хотел бы себя посвятить. У новых служителей Церкви она была: расовая дискриминация; освобождение женщин; бедность, безумие, беззаконность; в конце концов, даже права сексуальных меньшинств. Но с ними он не чувствовал себя комфортно. В социальном плане ему ближе всего были те, кто активно выступал против войны во Вьетнаме. Однако сейчас эта проблема уже потеряла свою актуальность и собрания борцов за мир сводились к обсуждению маршей и митингов, что мало отличалось от воспоминаний пожилыми парами своего медового месяца или первого путешествия на поезде.
Но Каллахэн не был священником ни нового, ни старого поколения. Он ощущал себя традиционалистом, утратившим веру в свои прежние ценности. Он хотел стать во главе отряда армии – кого? Бога, правды, добра, что суть одно и то же! – сражавшейся против ЗЛА. Он хотел вступить в открытое столкновение со ЗЛОМ, а не раздавать у супермаркетов листовки о бойкоте салата-латука или забастовке виноградарей. Он хотел сражаться со ЗЛОМ лицом к лицу, как Мохаммед Али встречается с Джо Фрейзером, как в баскетболе «Бостон селтикс» атакует «Нью-Йорк никс», как Иаков бился с Ангелом. Он хотел сойтись со ЗЛОМ в честном единоборстве, безо всякой политики, которая, как клещ, паразитирует на любом социальном проекте. Он страстно желал этого с четырнадцати лет, когда решил стать священником, вдохновленный примером святого Стефана, побитого камнями и в момент смерти видевшего «небеса отверстые и Сына Человеческого». Он жаждал битвы во славу Господа, пусть даже она закончится его гибелью, больше, чем самого Царства Небесного.
Но никаких битв не было. Так, отдельные мелкие стычки. И у ЗЛА имелось не одно, а множество лиц, и все они были тупыми и дебильными. Более того, ему вообще начинало казаться, что в мире нет ничего, кроме ЗЛА, и что Гитлер был всего лишь чиновником-завоевателем, нанятым Сатаной, а сам Сатана – умственно отсталый и с убогим чувством юмора, вроде тех, что смеются до колик, скармливая чайкам петарды, облепленные хлебными мякишами.
Вековые социальные, нравственные и духовные битвы свелись к тому, что Сэнди Макдугалл избила втихаря своего сопливого отпрыска, а он, когда вырастет, будет точно так же избивать своего, и все повторится сначала. Аллилуйя, калорийное арахисовое масло! Радуйся, Мария, благодати полная, помоги разбогатеть, жизнь уж больно скромная!
Дело не просто в тоске. Дело в ужасающих последствиях для понимания сути жизни земной, а возможно, и небесной тоже. Что там, на небесах? Нескончаемая церковная игра в бинго? Развлекательные аттракционы? Гонки по прямой?
Он взглянул на настенные часы. Шесть минут первого, а ни Фред Астер, ни Джинджер Роджерс так и не появились. Не было даже Микки Руни
[14]
. Однако «И-вап» уже должен был подействовать. Сейчас надо пропылесосить, и утром миссис Кэрлесс не будет на него поглядывать с жалостью, а жизнь вернется на круги своя. Аминь.
