– А вчера утром?
– Вчера? Нет… я проснулся только в девять вечера. – Он снова жалобно хохотнул. – Помню, еще подумал, что если так и дальше пойдет, то скоро вообще перестану просыпаться. А так поступают только мертвые.
Мэтт хмуро смотрел на него. Флойд Тиббитс поднялся и, бросив в музыкальный автомат монету, принялся выбирать песню.
– Странно, – продолжил Майк, – но когда я проснулся, окно в спальне было открыто. Наверное, я сам открыл его. Мне приснилось… что за окном кто-то был. Что я поднялся… и впустил его. Как любой впустит старого друга, когда тот замерз… или проголодался.
– И кто это был?
– Но это же сон, мистер Берк.
– Но во сне – кто это был?
– Не знаю. Я подумал, может, стоит поесть, но от одной мысли о еде меня замутило.
– И что было дальше?
– Я посмотрел телевизор, пока не кончилось шоу Джонни Карсона. А потом снова лег.
– А окна ты закрыл?
– Нет.
– И проспал весь день?
– Я проснулся, когда садилось солнце.
– Опять без сил?
Он провел рукой по лицу и воскликнул срывающимся голосом:
– Господи! Как же мне плохо! Это просто грипп или что-то в этом роде, правда, мистер Берк? Я же не мог вдруг серьезно заболеть!
– Я не знаю, – ответил Мэтт.
– Я подумал, что пиво поможет поднять настроение, но я не могу его пить. Я сделал глоток и чуть не задохнулся! Вся эта неделя… как кошмарный сон! И мне страшно! Ужасно страшно! – Он закрыл лицо руками и заплакал.
– Майк?
Тот не отвечал.
– Майк! – окликнул его Мэтт, мягко отводя от лица руки. – Я хочу, чтобы ты отправился со мной. И сегодня переночевал у меня дома. Ты сделаешь это?
– Ладно. Мне все равно. – Майк медленно и апатично вытер глаза рукавом.
– А завтра мы вместе сходим к доктору Коуди.
– Ладно.
– Пошли.
Мэтт подумал, не стоит ли позвонить Бену Миерсу, но решил, что это может подождать.
4
Мэтт постучал в дверь, и Майк Райерсон сказал:
– Входите.
Тот вошел с пижамой в руках.
– Она будет немного великовата, но…
– Не стоит беспокоиться, мистер Берк. Я сплю в трусах. – Он стоял в одних шортах, и Мэтту бросилась в глаза невероятная бледность кожи, обтягивающей ребра.
– Поверни голову, Майк. Вот так.
Тот послушно повернул.
– Майк, откуда у тебя эти следы?
Майк дотронулся до горла чуть пониже скулы.
– Не знаю.
Мэтт постоял, раздумывая. Потом подошел к окну. Защелка была задвинута до конца, но он все равно проверил ее, хотя пальцы и не слушались. За окном царила мгла.
– Если тебе что-нибудь понадобится, не важно что, сразу зови меня! Даже если просто приснится плохой сон. Обещаешь, Майк?
– Да.
– Повторяю – не важно что! Я буду внизу, совсем рядом.
– Обещаю.
Мэтт неохотно вышел, чувствуя, что сделал не все, что требовалось.
5
Он не смог уснуть, и единственное, что удерживало его от звонка Бену Миерсу, так это уверенность, что в пансионе Евы уже все спали. Там жило много стариков, и ночной звонок означал только чью-нибудь смерть.
Мэтт лежал, глядя, как светящиеся стрелки будильника перемещаются с половины двенадцатого к полуночи. Дом погрузился в неестественную тишину – а может, он просто слишком напрягал слух, чтобы уловить малейший шум. Дом был старым, но прочным и уже давно перестал издавать звуки, сопровождающие усадку. Слышалось только тиканье часов да слабые порывы ветра за окном. Ночами в будни машины по Тэггарт-стрит не ездили.
То, что ты думаешь, просто безумие!
Но волей-неволей он снова возвращался к одной и той же мысли. Конечно, ему как человеку начитанному объяснение случившегося с Дэнни Гликом пришло в голову сразу. Тогда они с Коуди вместе посмеялись над этой версией. Не исключено, что теперь ему ниспослано наказание за тот смех.
Царапины? Те отметины не были царапинами. Они были укусами.
Людей учили, что такого просто не может быть. Что события, описанные в поэме Кольриджа «Кристабель» или «Дракуле» Брэма Стокера, были плодом больного воображения. Конечно, чудовища существовали: к ним относились люди, державшие палец на ядерных кнопках в шести странах, воздушные пираты, серийные убийцы, насильники детей. Но уж точно не… Это всем известно. Дьявольская отметина на груди женщины – всего лишь родинка. Муж, вернувшийся после собственных похорон в погребальном наряде к жене, был болен локомоторной атаксией – разрушением спинномозговых центров, ответственных за двигательные функции тела. Монстр, скрывающийся в углу детской, – всего лишь сваленные в кучу одеяла. Некоторые священники даже объявили, что сам Господь – этот великий белый маг и волшебник – и тот умер.
Но он обескровлен так, что кожа стала невероятно бледной.
Наверху не слышалось ни шороха. Мэтт подумал, что Майк наверняка спит без задних ног. И что здесь удивительного? Он же сам пригласил его к себе, чтобы тот мог хорошо выспаться, чтобы его не тревожили… ночные кошмары? Он вылез из кровати, включил свет и подошел к окну. Отсюда виднелась блестевшая при лунном свете крыша Марстен-Хауса.
Мне страшно.
Причем не просто страшно – его обуял настоящий ужас. Он судорожно пытался вспомнить известные средства от напасти, не имевшей названия: чеснок, святая вода и гостия, распятие, шиповник, проточная вода. Ничего из этих святых вещей у него под рукой не имелось. Он был самым обычным методистом, который не ходил в церковь и вообще считал их пастора Джона Гроггинса самым большим придурком во всем цивилизованном мире.
Единственным религиозным предметом в доме была…
В тишине послышался голос Майка Райерсона, сонно произнесшего:
– Да. Входи.
У Мэтта перехватило дыхание, и он испустил беззвучный крик, чувствуя, как живот наливается тяжестью и он от ужаса теряет сознание. Что за существо приглашали войти в дом?
Наверху послышался звук открываемой задвижки. Затем со скрипом отворилось окно.
Он мог броситься в гостиную, схватить Библию из ящика комода, распахнуть дверь в гостевой спальне и высоко поднять над собой Священное Писание: во имя Отца, и Сына, и Святого Духа повелеваю тебе сгинуть…
Но кто это был?
Если тебе что-нибудь понадобится, сразу зови меня!
Но я не могу, Майк. Я старый человек, и мне страшно.
