Он взял на работе отпуск и всю последнюю неделю много спал. Во время сна все переживания уходили в небытие. Сновидения его не мучили. Тони ложился в половине восьмого и просыпался на следующий день в десять утра. И спал днем с двух до трех. Неделя, миновавшая с той сцены, которую он закатил на кладбище во время похорон Дэнни, до сегодняшнего воскресного солнечного утра прошла как в тумане. Люди приносили еду. Кастрюли, варенья, выпечка. Марджи говорила, что не знает, что со всем этим делать. У обоих не было аппетита. В среду ночью он пытался заняться любовью с женой, но кончилось тем, что оба заплакали.
Марджи выглядела плохо. Она пыталась отвлечься и справиться со стрессом, убираясь в доме, поэтому терла все вокруг с маниакальным усердием, вытеснявшим остальные мысли. Дни были наполнены звяканьем ведер с водой и жужжанием пылесоса, а в воздухе постоянно витал запах аммиака и очистителя. Она собрала все игрушки и одежду мальчиков и аккуратно сложила в картонные коробки, чтобы отправить в Армию спасения или благотворительный магазин. Когда Тони вышел из спальни в четверг утром, все эти коробки стояли у входной двери. Никогда в жизни он не видел ничего ужаснее этих молчаливых свидетельств разыгравшейся трагедии. Вытащив все коврики на задний двор и развесив их на бельевых веревках, Мардж нещадно выбила из них пыль. Но даже в том затуманенном состоянии, в котором Тони пребывал всю неделю, он не мог не заметить странной бледности жены. Где-то со вторника или среды даже ее губы, казалось, потеряли свой естественный цвет, а под глазами образовались темные круги.
Все эти мысли пронеслись у Тони в голове быстрее, чем занял процесс их перечисления, и он уже собирался опять погрузиться в сон, как Мардж снова упала и на этот раз больше не отзывалась.
Тони поднялся и, шаркая ногами, спустился в гостиную. Жена, тяжело дыша, лежала на полу, уставившись в потолок. Она сдвинула всю мебель, и теперь из-за непривычного беспорядка комната казалась чужой.
За последнюю ночь недуг, который ее мучил, явно прогрессировал, и вид жены настолько поразил Тони, что сонливость сняло как рукой. Жена была в халате, полы которого задрались и обнажили бедра. На белых как мрамор ногах не осталось и следа от загара, который появился у нее на море, когда они летом ездили отдыхать. Она бесцельно – совсем как привидение! – водила руками. Рот судорожно открывался, будто безуспешно пытаясь захватить побольше воздуха, и Тони бросилось в глаза, как странно выпирают ее зубы, но он решил, что это, наверное, померещилось из-за света.
– Марджи? Дорогая?
Она попыталась ответить, но не смогла, и Тони, испугавшись всерьез, поднялся, чтобы вызвать врача.
Он уже набирал номер, когда она произнесла:
– Нет… не надо! – Слова вырвались из горла между двумя судорожными вздохами. Мардж попыталась сесть, и в тишине комнаты, залитой солнечным светом, было слышно только ее хриплое дыхание. – Перенеси меня… помоги… на солнце так жарко…
Он взял жену на руки, удивившись, какой легкой она стала – не тяжелее вязанки хвороста.
– …отнеси на диван.
Он так и сделал, положив ей голову на валик. Теперь она лежала в тени от солнечных лучей, падавших на коврик, и дышала чуть легче. Мардж закрыла глаза, и Тони поразился белизне ее зубов, ярко выделявшихся даже на фоне бледных губ. Он поймал себя на мысли, что ему ужасно хочется ее поцеловать.
– Позволь мне вызвать врача, – сказал он.
– Нет. Мне получше. Солнце… оно так пекло! Я даже лишилась чувств. Сейчас уже хорошо. – На щеках появился легкий румянец.
– Ты уверена?
– Да. Со мной все в порядке.
– Ты просто перетрудилась, милая.
– Да, – вяло согласилась она. Взгляд был пустым.
Тони провел рукой по волосам и сжал кулак.
– Мы должны с этим что-то сделать, Мардж. Так дальше нельзя. Ты выглядишь… – Он смешался, не желая ее расстраивать.
– Я выгляжу ужасно, – согласилась Мардж. – Я знаю. Перед тем как лечь спать вчера ночью, я посмотрела в зеркало и с трудом себя разглядела. Мне даже показалось, – она чуть улыбнулась, – что сквозь меня все видно. Будто от меня мало что осталось, да и то… все такое бледное…
– Пусть тебя осмотрит доктор Риардон.
Но она, казалось, его не слышала.
– В последние несколько ночей мне снятся потрясающие сны, Тони. Совсем как в жизни. Как будто приходит Дэнни и говорит: «Мама, мама, как же хорошо дома!» И еще он говорит…
– Что? – мягко поинтересовался Тони.
– Он говорит, что снова стал моим малюткой. Мой сын снова у моей груди. И я кормлю его грудью… и такое удивительное чувство: и приятно, и чуть больно. Совсем как в те дни, когда его еще не отлучили от груди, но уже начали прорезаться зубки. Он кусает… Господи, наверное, это звучит ужасно! Будто мне пора к психиатру.
– Нет, – заверил Тони, – нет.
Он опустился на колени рядом с Мардж, а она обняла его за шею и тихо заплакала. Руки у нее были ледяными.
– Пожалуйста, не надо никакого доктора, Тони. Сегодня я просто отдохну.
– Хорошо, – пообещал он не очень уверенно.
– Это такой чудесный сон, Тони, – сказала она, утыкаясь ему в шею.
От прикосновения ее губ, под которыми ощущалась твердость зубов, Тони вдруг почувствовал, что начал возбуждаться.
– Мне так хочется, чтобы он опять приснился.
– Может, и приснится, – сказал он, гладя ее по волосам, и повторил: – Может, и приснится.
4
– Господи, ты потрясающе выглядишь! – не удержался Бен.
На фоне больничных белого и зеленого цветов Сьюзен Нортон действительно выглядела очень эффектно. На ней была яркая желтая блузка в черную полоску и короткая джинсовая юбка.
– Ты тоже, – сказала она, подходя к его кровати.
Он с чувством поцеловал ее, скользнув рукой по теплому бедру.
– Эй! – возмутилась она, отстраняясь. – Тебя за это точно выгонят из больницы!
– Это вряд ли.
Они посмотрели друг на друга.
– Я люблю тебя, Бен.
– Я тоже тебя люблю.
– Если бы я только могла забраться к тебе в постель…
– Погоди, я только задерну шторку.
– И как я объясню это медсестрам?
– Скажи им, что давала мне судно.
Улыбаясь, она покачала головой и придвинула стул.
– В городе много чего случилось, Бен.
Он сразу стал серьезным.
– Например?
Она ответила не сразу.
– Даже не знаю, что сказать, да и во что самой верить. Я совсем сбита с толку. И это самое мягкое выражение.
– Рассказывай все, а я разберусь, что к чему.
