– Связать тебя, как весеннего индюка, молодой человек. Потом, после встречи с Господином, ты будешь свободен.
– Как остальные?
В ответ Стрейкер только улыбнулся.
Когда Марк распахнул дверь и вошел в комнату, где Хьюберт Марстен совершил самоубийство, в голове у него будто что-то щелкнуло. Нет, страх никуда не исчез, но перестал блокировать способность думать здраво. Мысли завертелись в голове с бешеной скоростью, причем облечены были не в слова, а в некие образы, совсем как стенографические знаки. Как будто вспыхнула электрическая лампочка, вдруг получившая энергию от неведомого источника.
В самой комнате ничего интересного не оказалось. Со стен клочьями свисали обои, обнажая белую штукатурку; пол был покрыт толстым слоем пыли, на которой отпечаталась цепочка следов, как будто кто-то сюда зашел, огляделся и вышел. В комнате имелось две пачки журналов, железная кровать без пружин и матраса и небольшой защитный экран для камина. Хотя окно закрывали ставни, сквозь щели пробивалось достаточно света, чтобы Марк понял – до заката осталось около часа. В самой атмосфере комнаты ощущалось нечто отталкивающее.
Чтобы войти в комнату, оглядеться и остановиться посередине, как велел Стрейкер, Марку понадобилось несколько секунд. За это время он успел оценить ситуацию и обдумать три возможных варианта развития событий.
Первый заключался в следующем. Он неожиданно бросается в окно, вышибает стекло и ставни, как поступают герои вестернов, и прыгает вниз – в надежде на удачное приземление и счастливое избавление. Однако перед его глазами тут же возникли две другие картины. В первой он падает на ржавую кучу сломанной техники, налетает на тупые зубья бороны и последние мгновения своей жизни проводит, словно нанизанный на иголку жук. А во второй – ему удается разбить стекло, но ставни выдерживают. И тогда Стрейкер оттаскивает его обратно; вместо одежды – одни лохмотья, а сам он весь изрезан и истекает кровью.
При втором варианте развития событий Стрейкер его связывает и уходит. И Марк увидел себя корчащимся на полу в сгущавшихся сумерках. Попытки освободиться становятся все яростнее, но так ни к чему и не приводят, и вот уже на лестнице слышится мерная поступь существа, в миллион раз страшнее Стрейкера.
Третий вариант был связан с одной хитростью, о которой Марк прочитал в прошлом году в книге о Гудини. Гарри Гудини был знаменитым иллюзионистом, который сбегал из тюремных камер, выбирался из обмотанных цепями сундуков и банковских сейфов, из чемоданов, сброшенных в реку. Он мог освободиться от веревок, полицейских наручников и хитроумных китайских ловушек для пальцев. В книге рассказывалось, что, когда кто-то из публики его связывал, Гудини задерживал дыхание на вдохе, сжимал кулаки и напрягал все мышцы, а потом расслаблял их – и появлялся зазор, которым можно было воспользоваться. Главное – полностью расслабиться и действовать медленно и уверенно, не поддаваясь панике. Постепенно на коже выступит пот, который будет служить смазкой. По книге выходило, что ничего особо сложного в этом не было.
– Повернись, – приказал Стрейкер. – И пока я буду тебя связывать, не шевелись! Иначе, – он поднес к глазам Марка поднятый большой палец, будто голосовал на дороге, – я выколю тебе этим правый глаз. Ты меня понял?
Марк кивнул и, сделав глубокий вдох, задержал дыхание и напряг все мышцы.
– Ложись на живот! – велел Стрейкер мальчику.
Тот подчинился.
Стрейкер связал Марку руки за спиной, а потом, соорудив петлю, накинул ее на шею мальчика, а другой конец веревки привязал к балке.
– Ты должен гордиться тем, что болтаешься на той же самой балке, на которой повесился друг и покровитель моего Господина в этой стране! Ты польщен?
Услышав в ответ невразумительное хрипение, Стрейкер засмеялся и пропустил Марку веревку через промежность, резко дернув, чтобы затянуть потуже.
Все с тем же мерзким благодушием Стрейкер продолжил:
– Прищемил твои драгоценности? Скоро они тебе не понадобятся вовсе, поскольку тебя ожидает ох какая долгая жизнь аскета!
Он перехватил веревкой бедра, а потом колени и голени мальчика. Тому уже давно не хватало воздуха, но он все равно держался и из последних сил продолжал напрягать мышцы.
– Ты весь дрожишь, молодой человек, – насмешливо не унимался Стрейкер. – И тело так напряжено! А какая белая кожа… но скоро она станет еще белее! Не нужно бояться. Мой Господин умеет быть добрым. Его очень любят, и у вас в городе тоже. Сначала просто легкий укол вроде тех, что делают врачи, а потом станет так приятно! И тебя отпустят. И ты отправишься к своим родителям, верно? Ты навестишь их, когда они уснут.
Стрейкер поднялся и с умилением посмотрел на Марка.
– А сейчас я вынужден ненадолго отлучиться. Мне нужно уделить внимание твоей спутнице. А когда мы снова увидимся, ты станешь относиться ко мне лучше.
Он вышел, хлопнув дверью. В замке повернулся ключ. Услышав на лестнице удаляющиеся шаги, Марк с облегчением выдохнул и расслабил мышцы.
Путы ослабли – чуть-чуть.
Какое-то время он лежал, не шевелясь и собираясь с силами. Голова по-прежнему работала с необычайной ясностью. С места, где он лежал, был виден неровный, вздувшийся пол и железная койка. И еще стена, с которой ободрали обои, валявшиеся возле койки словно сброшенная змеиная кожа. Марк сосредоточился на маленьком участке стены и внимательно его разглядывал, стараясь не думать ни о чем другом. В книге о Гудини говорилось, что самое главное – это концентрация. Голова должна быть свободна от всех посторонних мыслей, от малейших проявлений страха или паники, а тело – полностью расслабленным. Сначала нужно освободить сознание и совершить все действия, шаг за шагом, в воображении, и только потом приступить к их воплощению на практике.
Он смотрел на стену, и минуты шли.
Стена была белой и неровной, как старый экран в кинотеатре под открытым небом. Когда тело Марка окончательно расслабилось, он увидел на этом импровизированном экране себя – маленького мальчика в голубой футболке и джинсах. Мальчик лежал на боку, руки связаны сзади и упираются в спину. Вокруг шеи обвязана петля, которая начнет натягиваться от любого резкого движения, пока не задушит.
Мальчик не сводил взгляда со стены.
Фигурка на ней начала медленно шевелиться, хотя сам он лежал неподвижно. Марк восхищенно следил за всеми движениями своего метафизического двойника. Он достиг той степени концентрации, которая позволяет индийским йогам и факирам созерцать на протяжении долгих дней пальцы у себя на ноге или кончик носа. В этом состоянии транса некоторые медиумы могут перемещать по воздуху предметы или исторгать из носа, рта или пальцев длинные шлейфы телеплазмы. Марк больше не думал о Стрейкере или сгущавшихся сумерках. Он больше не видел грязного пола, железной кровати и даже стены. Он видел только фигурку мальчика, едва заметно и очень расчетливо напрягавшего мускулы.
Марк не сводил глаз со стены.
