– Служить? – переспросил Сварог.
– Человек всегда служить дух неба.
Во дела! Имущества никакого, положение аховое. Но зато, как
и положено монаршьей особе, обзавелся персональным слугой. Дела-а…
Ладно, это все думы праздные. Остается еще немало моментов,
требующих обязательного прояснения. Например, такой:
– Почему Н’генга решил, что я дух неба?
Пятница задумался, сведя брови к переносице.
– Н’генга понимать меня? Н’генга понимать Ягуа? –
спросил Сварог.
После чего король и барон, а по совместительству, как
выясняется, еще и дух неба подумал: «Если подобное общение затянется, я либо
свихнусь, либо потом уже никогда не смогу нормально разговаривать с людьми.
Скажем, меня спросят: “Сколько времени?” Отвечу: “Сварог думать – поздно уже”».
Неизвестно, понял ли Н’генга вопрос Сварога. Н’генга не
успел ответить.
Они слаженно задрали головы кверху – оттуда донесся шум. А
потом вниз что-то полетело, раскручиваясь, шлепнуло о стену и закачалось над
головами. Пленники невольно вскочили со своих мест.
– Блин-компот, да это лестница! – разглядел
Сварог.
Действительно, это была лестница, даже с перекладинами,
сплетенная из лиан. Вслед за ней в колодец бросили какой-то маленький предмет,
сперва показавшийся камнем. Но когда предмет долетел до дна колодца, стукнулся
о пол и подкатился прямо под ноги Н’генга, Сварог с удивлением признал в нем
уже знакомый ему костяной ножик черного цвета, с ручкой в форме муравья.
– Твой, – Пятница нагнулся, поднял нож и протянул
его Сварогу.
– Нет, – помотал головой Сварог. – Чужой.
– Твой, – уверенно сказал Н’генга, прямо-таки
всовывая нож в ладони Сварога. – Тебе его показывать в лес. Так тебя звать
туда.
И он показал пальцем наверх.
– А Н’генга не звать? – спросил Сварог, нож
все-таки взяв.
– Нет. Твой – тебя звать. Меня звать – другой кидать.
– Ладно, не буду спорить. Тебе, наверняка,
виднее, – пробормотал Сварог.
Он подбросил ножик на ладони. Интересно, а если пойти в
отказку, что будет? Полезут вниз, свяжут и поднимут насильно?
Сварог не стал держать мысли при себе, высказал их вслух:
– А если не подниматься вовсе?
И вот удивительно – Пятница понял своего Робинзона.
– Они бросать сюда труп обезьяны, – сказал
Н’генга. – Сидеть, сидеть, нюхать, нюхать, потом сам просить наверх.
– Ладно, не станем доводить до крайностей, –
Сварог взялся за лестницу. – Да вроде бы и невежливо отказываться от
приглашения потомков – если я ничего не путаю – духов земли. Никуда не уходи,
Н’генга, я скоро.
– Н’генга будет ждать Ягуа, – со всей серьезностью
произнес Сварогов, блин, верный слуга.
– Только очень жди, – про себя проговорил Сварог,
начиная карабкаться по неудобной, раскачивающейся лестнице.
Наверху его подхватили за руки и вытащили из колодца. Среди
дикарей – а их собралось у колодца с десяток – давешних знакомых из группы
захвата и доставки Сварог не обнаружил. Впрочем, даже если б обнаружил, вряд ли
стал бы с ними раскланиваться как с добрыми знакомыми. Правда, и в морду вряд
ли бы заехал – ввиду полнейшей бессмысленности этого искреннего выплеска
чувств.
Нынешние аборигены мало чем отличались от виденных ранее –
те же, с позволения сказать, одежды, те же копья, тот же намалеванный посреди
лба белый глаз. Дикари молча окружили Сварога, жестами показали, что тому надо
покорно следовать за ними, куда укажут, и – повели.
Ну вот, у Сварога появилась наконец возможность посмотреть
поселение дикарей. Он не взирал по сторонам с исследовательским восторгом и не
искал следов погибших цивилизаций. Он просто запоминал особенности местности,
чтобы применить эти знания на практике. А практика представлялась простой:
побег.
А ведь насчет древней цивилизации, пожалуй, уж и не такое
сумасбродное предположение. Похоже, и вправду некогда здесь был город. Сквозь
буйную тропическую поросль отчетливо проступают очертания каменных фундаментов,
да вон и кусок стены даже сохранился, некогда, видать, высоченной… Да, похоже,
папуасы и в самом деле обитают среди руин заброшенного бог знает когда
поселения. Так что очень может быть, хранит сия землица тайны ушедших веков.
«Ага, вот ты и можешь стать Шлиманом. Первейшим
археологическим академиком этого мира. Особенно если окажется, что
просто-напросто нет в природе других конкурентов по археологической части. И
ничего нет на белом свете, кроме бесконечных джунглей и обитающих в них
потомков когда-то развитых цивилизаций, – вот что пришло на ум
Сварогу. – Между прочим, руины заброшенного города, так сказать, наводят
на кое-какие вполне конкретные предположения… Отчего-то вспоминается некая
Багряная Звезда. Одно ее появление на небосклоне вызвало массу необъяснимых и
довольно зловещих происшествий. И все гадали: что будет, когда она подойдет
поближе? А не грянет ли очередной всемирный катаклизм? Возможно, тут он как раз
и грянул. М-да, если здесь живут выродившиеся обитатели Талара – как обитатели
неба, так и обитатели земли, – то стоит признать, что выродились они
весьма основательно…»
Пока вели его через деревню, Сварог насчитал пятнадцать
хижин. А, нет, вот еще одна, за деревьями. И еще. Насколько велика деревня,
понять было трудно – местность здесь была холмистая, так что не исключено, что
за холмами притаилось еще немало папуасских хижин, равно как и развалины
города.
Хижины не заставляли сердце замирать в эстетическом восторге
– сделанные из кольев и прутьев, цилиндрические, радиусом метров пять-десять,
крытые пальмовыми листьями. Без окон, с входным проемом. На стенах висят пучки
травы, гирлянды из каких-то корешков, нанизанные на прутья большие листья. Из
загончиков доносятся малоаппетитная вонь и приглушенное блеяние, повсюду
бродят, путаясь под ногами, пыльные красно-черные курицы. За одной из хижин
Сварог углядел несколько грядок, правда, что на них произрастает, не
рассмотрел. Но вообще-то – каково, однако! Дикари, оказывается, не лесом единым
живут, освоили и какое-никакое земледелие и прочее скотоптицеводство. Может, у
них тут еще и ремесла процветают вкупе с ростовщичеством, письменностью и
первым частным капиталом?
Но не воспылал Сварог желанием цепляться за прописку на этой
жилплощади. А вдруг они как раз того и хотят – собираются торжественно
посвятить в папуасы. Еще клятву, глядишь, заставят произнесть: «Я, Станислав
Сварог, в прошлом граф и король, вступая в дикие ряды кровожадного племени
людоедов, торжественно клянусь: регулярно приносить человеческие жертвы, метко
плеваться из трубочки ядовитыми колючками, пырять врагов острым копьем и с
завидной регулярностью оплодотворять наших первобытных красавиц…»
Кстати, «красавицы», о которых вовсе не случайно подумал
Сварог, наличествовали в зоне прямой видимости. Они хлопотали по хозяйству,
как, собственно, первобытным женщинам и положено. Шелушили какие-то гигантские
орехи, скребли какие-то шкуры, что-то замешивали в деревянном корыте, вертели в
руках палку, вставленную в отверстие в колоде (не иначе добывая огонь), куда-то
шли с пучками травы в руках. Некоторые дамы бросали в сторону большого белого
человека равнодушные взгляды и возвращались к своим увлекательным занятиям. Ну,
в общем-то, взаимно. Туземки, во всяком случае издали, не вызвали у Сварога
естественного мужского интереса, хоть и были все как одна не одеты. И тут одно
из двух: либо что-то в Свароге от всех этих прыжков через миры и пространства
сломалось по мужской части, либо его представление о женской красоте разительно
расходится с тем, что он здесь видит.
