– Договорились?
Шофер, равнодушно взяв состояние и повертев купюры так и
сяк, разве что на зуб не попробовав, почесал щетину, посмотрел на потолок и
молча кивнул.
В общем, поехали. Лана устроилась на переднем пассажирском
месте, против чего Сварог ничуть не возражал, рассудив, что так ей дорогу
показывать сподручнее будет. Сам же он развалился сзади и только сейчас
почувствовал, что можно малость перевести дух. Уф, ну и ночка выдалась… Ландо
покатило в сторону центра.
Сама поездка по просыпающемуся городу Сварогу запомнилась
мало, он вполуха слышал, как разговаривала Лана с водилой, фиксировал в памяти
незнакомые названия улиц, по которым они проезжали и на которые сворачивали:
«Каландарашвили», к примеру – это название ему вообще ничего не говорило. Зато
безмерно радовало то, что с момента посадки в такси за ними не увязалось ни
одной машины. Да и вообще, в этот предутренний час машин в городе попадалось
мало. Лана о чем-то весело щебетала с извозчиком – но не хвост распускала по
извечной женской привычке к флирту, а аккуратно подводила к мысли, что, мол,
босая растрепанная женщина в дорогущем платье и перепачканный мужик в камзоле –
это вполне нормально для ночного Шантарска. Водила нейтрально помалкивал, хотя
и было видно, что он расслабился и никаких подлянок от пассажиров вроде уже не ожидает.
Короче, ехали весело… Стремительно проскочили центр
(повсеместно, даже на закрытых в ночное время суток заведениях горели неоновые
вывески – главным образом почему-то на английском языке. Сварогу вдруг
показалось, что он попал в эпизод дурного советского фильма про американскую
жизнь: пустынная ночная улица, масса ярких, мигающих, разноцветных, хаотичных
непонятных названий, но, как пелось в одной некогда популярной песне – на дворе
ни машин, ни людей), в общем, центр проскочили, вылетели в пригород и оказались
в районе, застроенном в основном коттеджами, принадлежащими несомненно весьма
состоятельным владельцам.
В конце окультуренной аллеи показались будка охранника и
полосатый шлагбаум. Водитель вопросительно посмотрел на Лану, та махнула рукой:
дескать, езжай. Подъехали. Из будки вышел молодой белобрысый парень в
полувоенной форме, двинулся к остановившемуся в метре от шлагбаума авто.
Приблизился и неспешно наклонился к водителю.
– Частная собственность, – нажевывая резинку,
лениво процедил он. – Разворачивайся давай!
– Вадик, ты сдурел? – подала голос Лана, чуть
наклонившись в сторону приоткрытого окна со стороны водителя, и Сварог
явственно услышал в ее тоне королевские интонации. И мимоходом подумал, что во
всех мирах все одинаково, в том числе и тон, которым власть имущие говорят с
прочей частью населения. – С каких это пор я тут чужая стала, а?
С парнем произошла разительная перемена, он выпрямился,
расправил плечи, втянул и без того плоский живот… такое впечатление, что и
жвачку проглотил.
– Доброе утро, Светлана Витальевна, – пробормотал
охранник по имени Вадик. – Простите, не признал… Что-то… что-то случилось?
– Вадик, я что, перед тобой отчитываться должна? –
вопросом на вопрос ответила Лана. – Ты бы шлагбаум поднял уже, а?
– Может, милицию…
– Вадик!
– Конечно, извините, – охранник поспешил в свою
будку, и шлагбаум величественно поднялся, как разводной мост.
Машина двинулась по обсаженной пихтами аллее. В глубине, за
бетонными заборами, виднелись крыши пряничных домиков, в некоторых окнах уже
горели огни. Неторопливо светало. У одного из коттеджей Лана попросила
остановиться и сказала с облегчением:
– Все, прибыли. Вот она, хижина тети Ланы. Добро
пожаловать…
Хижина за внушительным забором являла собой аккуратненький
одноэтажный особнячок с панорамным окном во всю торцевую стену и трогательным
жестяным флюгером-петушком на коньке четырехскатной крыши. Сварог чуть замедлил
шаг, увидев прикрепленный к торцевой стене белый, чуть вогнутый диск, более
всего напоминающий тарелку локатора, но промолчал. Водила невозмутимо
развернулся и скрылся в обратном направлении – с таким видом, будто по
несколько раз в ночь за сотню долларов делает парочкам в перепачканных
театральных нарядах величайшее одолжение и подвозит их до элитного поселка.
Идя по ухоженной песчаной дорожке к крыльцу, Сварог тоже
хранил непроницаемо каменное выражение лица, думая философски, что ведь если, в
конце концов, простой майор может стать королем четырех миров, отчего бы
простой любовнице буржуя не стать владелицей скромненькой фазенды соток эдак в
тридцать… да еще и с радиолокационной станцией в придачу.
Зеркальная прихожая («Обувку снимай, вот тапочки». Тапочки,
кстати, оказались в виде потешных мохноухих собак). Огромная гостиная,
совмещенная с кухней, похожей на капитанский мостик космического лайнера
(«Боже, как кофе хочется. Кофе, сигаретку и душ…»).
Но вместо претворения в жизнь сих маленьких радостей Лана,
буркнув: «Располагайся, короче. Можешь налить себе чего-нибудь», –
подхватила со столика черную телефонную трубку не только без провода, но и без
собственно телефонного аппарата и скрылась в недрах коттеджа.
Сварог на ее исчезновение внимания не обратил. Он смотрел на
стену, где висел большой отрывной календарь с умильными котятами и красной
рамкой на прозрачной ленточке, – рамкой, долженствующей указывать дату.
И, ежели верить календарю и рамке, то сегодня было
семнадцатое июля две тысячи шестого года.
Прошло без малого пятнадцать лет с тех пор, как он покинул
Землю.
Глава 7
Новости и приятности
И что это означает, милорды? Только одно: в разных мирах
время течет по-разному – на Таларе Сварог провел около двух лет, еще в двух
мирах и того меньше, а тут – эвона сколько утекло…
Ну, чего-то такого он, знаете ли, и ожидал, садясь в черный
гроб на колесиках. А ведь могло быть и хуже. Могло забросить куда-нибудь в
Антарктиду времен Беллинсгаузена и Лазарева. Или в африканские джунгли – и
добирайся оттуда до Сибири как хочешь. Так что спасибо следует сказать господам
демонам…
Итак, Лана куда-то запропала вместе с телефоном, и Сварог
оказался предоставлен самому себе. Поэтому, не теряя времени, он скоренько
осмотрел дом, двигаясь по часовой стрелке. Две спальни. Четыре кладовки. Два
совмещенных санузла. Кабинет. Ничего интересного. Даже радиолокационной станции
не обнаружилось. Он вернулся в гостиную. Походил туда-сюда по ворсистому ковру,
осмотрелся. Что ж, чистенько, уютненько, богатенько, совсем как в штатовских
фильмах. И в таких-то хоромах она живет одна? Не смешите, господа… Хотя… Нигде
ни следочка мужского присутствия. Он изучил набор бутылок в баре (бар – это три
полки в специальной нише в углу, заставленной емкостями различных объемов и
всевозможных форм), бутылки были большей частью с нерусскими и абсолютно
незнакомыми названиями, но дегустировать, как предлагала Лана, он не стал. Это
все ж таки, братцы, моветон: пить, когда солнце еще не позолотило верхушки
кедров. Открыл огромадный серый металлический шкаф, на поверку оказавшийся
холодильником. Достал ломтиками нарезанное мясцо – но почему-то намертво
впечатанное в прямоугольник прозрачного пластика (искусственное, что ли…),
повертел в руках и положил обратно. Внимательно и недоуменно рассмотрел
единственную картину на стене – площадью квадратных метров в шесть, под стеклом
и в пластмассовой раме со знакомыми буковками «Sony»… но, как выразилась его
спутница, фишка заключалась в том, что на картине абсолютно ничего изображено
не было: поверхность холста оказалась равномерно серой и невзрачной. Эдакий
серый прямоугольник кисти местного товарища Малевича. В стекле, покрывавшем
полотно, тускло отразилось озадаченное лицо Сварога. Это что же, «Сонька»,
выходит, авангардной живописью занялась? Однако…
