А дальше все произошло до крайности быстро и неожиданно.
Отчего-то Сварог полагал, что дикари, которые до сих пор
вели себя вполне миролюбиво, будут не прочь и дальше поискать взаимопонимания с
большим братом, умеющим добывать огонь из ничего и выпускать дым изо рта
посредством белой палочки: а вдруг большой брат поделится с ними некоторыми
секретами своего могущества?
Черта с два.
Пятеро перемазанных глиной туземцев, словно по неслышной
команде, разом вдруг загалдели и выставили перед собой копья, воинственно тыча
остриями в грудь Сварогу, благоразумно, однако, оной груди не касаясь.
И правильно. Иначе худо бы пришлось копьеносцам. Что
какие-то палочки супротив майора ВДВ и лара? Пусть даже смоченные ядом… Хотя
Сварог отчего-то был уверен, что убивать его никто не собирается – по крайней
мере прямо сейчас.
– Ахманга! – что-то вроде этого прокричал дикарь,
по-ленински выбрасывая руку в сторону зарослей. А потом легонько кольнул
Сварога острием копья в плечо. Острие другого копья, того, что держал
бельмастый, заплясало у него перед носом.
Не бином Ньютона: здешние нельсоны-манделы требуют, чтобы он
пошел с ними. Эх, где ты, старина Гор Рошаль? Уж он сумел бы расспросить
туземцев, выведать у них все их тайны и намерения, даже если те по-человечески
не гутарят… Но Рошаля рядом не было, Рошаль остался в мире Короны, и Сварогу в
очередной раз приходилось действовать исключительно в одиночку. Так что он
пожал плечами и вежливо, но твердо отвел от лица нагло прыгающий наконечник
копья. Потом покосился на связанных и кивнул. А почему бы и нет? Всяко лучше,
чем оставаться здесь – посреди леса, один на один с четвероногими любителями
сырого мяса. Наверняка туземцы поведут его в какую-нибудь деревню, а там, будем
надеяться, еда, циновки, мудрый вождь и мухи не кусают… Там появится шанс
узнать об этом мире побольше, а заодно разобраться в идиотской игре демонов. И
даже если ему присвоят почетное звание Первого Блюда на обеде у местных
каннибалов, всегда можно будет подискутировать на предмет различий в кулинарных
пристрастиях у разных культур и народов. И, есть такое предположение, мно-ого
чернокожих гурманов отправятся к Верхним Людям во время этой дискуссии… Лишь бы
только руки сейчас не пытались связывать.
Руки ему связывать не стали, повезло туземцам…
А потом они шли по тропическому лесу. С деревьев беспрестанно
капало, орали невидимые в листве птицы и обезьяны, папуасы перли вперед с
грацией и бесшумностью рыси, так что Сварог едва поспевал.
Е-мое, а ведь ни одежда, ни обувь у него не приспособлены
для подобных прогулок. И просто счастье, что он еще не оцарапался о
какую-нибудь ядовитую колючку – вон цветет растение, подозрительно напоминающее
африканскую аканту, а ее сок, сок аканты настоящей, если попадет на кожу…
Сварог сам видел во время конголезской командировки… Тьфу, лучше и не
вспоминать… Чтобы отвлечься, он принялся декламировать про себя в такт шагам:
Я иду по Уругваю,
Ночь – хоть выколи глаза,
Слышу крики попугаев
И гориллы голоса.
Я иду по Уругваю,
Ночь – хоть выколи глаза…
И так до бесконечности…
Перейдя вброд неглубокую мутную речку, где по ветвям
деревьев, нависающих над водой, обезьяны местного розлива скакали целыми
стадами, если не полчищами, поднялись по осклизлому глинистому берегу, вышли на
поляну и наконец-то остановились на привал. Шагали они без остановки, если
верить внутренним часам Сварога, четыре часа сорок минут.
Дикарей, несмотря на их кажущуюся хрупкость, переход не
утомил ничуть, – разве что кроме связанного дедушки. Прямо сказать, плох
стал дедушка-туземец. Последние километры пути он передвигался на честном слове
и на одном крыле, шатаясь, спотыкаясь, то и дело падая со связанными руками и
поднимаясь только благодаря копейным уколам конвоиров. Если б не привал, то
рухнул бы он окончательно и бесповоротно, и никакие копья на свете не смогли бы
его поднять. И как бы тогда поступили с ним папуасы? Вот именно, что пес его
знает, хрен его знает, черт или бог его знает… И знает ли кто-нибудь вообще,
что здесь, на фиг, происходит!
Не только дедуля повалился на землю, как подрубленный, но и
Сварог, признаться, тоже. Вымотались все. У Сварога высоковольтными проводами
гудели ноги, его слегка подташнивало. Но все же, в отличие от пленного
старичка, который, тяжело дыша, зарылся лицом в траву, и в отличие от конвоиров
и пленных, которые легли на спину, разбросав руки, Сварог остался сидеть. Он бы
тоже разлегся с немалым удовольствием, но все же он не настолько устал, чтобы
начисто забыть о всяких кусачих жучках-паучках, снующих в траве и плюющих на
способности ларов. Камзол превратился в рубище. И только теперь он понял, зачем
туземцы перемазались быстро сохнущей глиной – редкий москит или какая иная
членистоногая пакость прокусит такой «скафандр»…
Папуасы разлеглись напротив Сварога и связанных, на другом
краю поляны, воткнув копья в землю, остриями вверх. Из кожаных мешочков, что у
каждого из них болтался на заднице притороченный к набедренной нити, достали
комки светло-коричневого цвета, стали отщипывать от них куски и жевать. Потом
дикарь (тот самый, с кем Сварогу довелось познакомиться первым) встал, подошел
к пленникам, присел рядом на корточки, отщипнул немного от этой массы,
напоминавшей пластилин, скатал немытыми лапами шарики и протянул связанным. Те
послушно слизнули шарики с его розовой ладони. Потом предводитель отряда слепил
новый шарик и поднес его ко рту Сварога.
– И как это понимать? – хмуро спросил тот без
малейшей надежды на ответ. – Типа перекусить предлагаешь?
Лучше бы дал напиться, пузатенький…
Конечно, Сварог мог отказаться и обслужить себя сам. Мог
наколдовать себе седло барашка в винном соусе под красное полусухое или, на
худой конец, просто кофею с тостами… но отказываться было как-то не с руки. По
очень многим обстоятельствам. Связанные, главным образом, с проблемой отношений
«хозяин – гость».
А пузатенький тем временем настойчиво протягивал свой скатыш,
что-то при этом шепча по-своему, по-папуасски. Детектор ядов молчал как убитый.
Равно как и детектор опасности.
– Лады, фиг с тобою. Вроде связанные ребята не дохнут,
может, и мне повезет, – неискренне сказал Сварог, забрал у папуаса скатыш
и храбро отправил подарочек в рот.
И – не пожалел. Сперва во рту посвежело, как бывает после
чистки зубов сильномятной пастой. Потом приятный холодок пробежал по языку, по
небу, заструился по пищеводу. Елки-палки! Французы из Иностранного легиона
однажды подарили ему тюбик прозрачной пасты – в пустыне дело происходило, где
до ближайшего душа было пять лаптей по карте; за что Сварог негласным
соратникам по необъявленной войне был весьма благодарен: намазывал пастой тело,
и та качественно собирала с кожи пот и грязь. Так вот, создавалось впечатление,
что эта папуасская фигня, как та паста, собирает утомление внутри тела. Прошло
пять минут – и усталости как не бывало.
