Ольшанский смотрел на него хмуро. Лана же сидела,
распахнувши рот и вытаращив глазищи.
– Кто вы такой? – чуть погодя спросил олигарх
напрямик. Достал салфетку из стаканчика и принялся пятно оттирать.
– Человек божий, обшит кожей, как говаривали в
стародавние времена… – беспечно ответил Сварог с набитым ртом. – Но,
насколько я помню, вы обещали начать первым – вроде как на правах хозяина.
Еще одна многозначительная пауза.
– И что вы желаете знать?
– Душа моя, – проникновенно сказал Сварог,
тщательно прожевав и проглотив мясо, – я многое желаю знать. Например,
решаема ли теорема Ферма и есть ли жизнь на Марсе. Но в данный конкретный
момент меня интересует только одно: какого ляда лично вам нужно от Аркаима и от
меня. Кажется, это именно вы любезно пригласили меня прокатиться и поговорить?
Вот и начинайте, хватит уже вопросов. Устал я.
Над столом повисла гнетущая тишина.
– Ладно, – наконец сдался Ольшанский, бросая
салфетку в пепельницу, – ваша взяла. У меня цейтнот, у вас, кажется, тоже,
хоть вы и… ну, неважно. Итак. Давайте все сначала. С какого момента вы желаете
начать?
– Если можно, с самого начала и начистоту, –
вежливо сказал Сварог. И добавил: – Раз уж пошла такая пьянка… то давайте
начнем с Аркаима и вашего к нему немалого интереса.
– Аркаим… – Ольшанский словно покатал это название
во рту, пробуя на вкус. – Что ж, я готов открыть карты. Но история моего
интереса к нему – это долгая история, так что наберитесь терпения, мон шер…
Глава 4
Две биографии
Ольшанский сграбастал бутылку коньяка и – опа! –
запрокинув голову, принялся пить прямо из горла, словно он не олигарх никакой,
а заурядный российский алкаш. Хотя, конечно, алкаши предпочитают употреблять
внутрь чего-нибудь попроще и, главное, подешевше, но в остальном совпадение
полное. Многоградусную жидкость Ольшанский пил жадно, пил как воду и выдул, не
отрываясь, примерно треть бутылки, а то и поболе. Наконец остановившись, утер
рот тыльной стороной ладони, сильно выдохнул и следом шумно втянул в себя
воздух.
Судя по тому, как Лана взирала на это действо, ничего
необычного для себя она не увидела. Похоже, водилась за олигархом привычка
заливать жизненные сложности и стрессовые ситуации крепкими спиртными
напитками.
– Я всегда говорил: в этом мире нет места случайностям,
все предопределено, все, – произнес Ольшанский, расстегнув несколько
пуговиц рубашки и откинувшись спиной на ограду беседки. Поднял палец. – А
сначала, как оно и положено, было Слово. И Слово то было явлено в Книге…
Ольшанский взял с продолговатой металлической тарелки шампур
с нанизанным на него жареным мясом, повертел задумчиво, положил на место, не
притронувшись. Посмотрел на часы. А вообще-то, олигарха слегка забрало от
коньяка – появилась некоторая дерганость в движениях и легкая замутненность во
взгляде.
– Время у нас еще есть, – сказал
Ольшанский. – Кстати, знаете, как называлась та книга? «Дорога в
Атлантиду», вот как она называлась…
…Книгу он обнаружил на общественном чердаке того дома, в
котором появился на свет и в котором прожил с родителями до получения аттестата
зрелости. Такие дома принято было называть домами барачного типа – двухэтажная
деревянная уродина, наспех сколоченная в послевоенные годы. Правда, строителям
не ставилась тогда задача возводить всенепременно шедевры деревянного зодчества
и строить не меньше, чем на века. Задача была иной – склепать временное жилье
для тех, кто по комсомольским путевкам или по доброй воле приехал возводить
Шантарскую ГЭС.
Временное, как водится, превратилось в вечное (между прочим,
некоторые из такого рода бараков и по сю пору украшают рабочие окраины многих
городов вообще и Шантарска в частности, и люди в них еще как-то умудряются
жить).
– Прошу заметить, у меня было счастливое детство,
несмотря на всю убогость и неустроенность быта. Сейчас вспоминаю, как мы
ютились втроем в одной комнатухе, какая слышимость была в бараке, как перед
зимой конопатили все щели, коим число было мульон… Вспоминаю, что если… М-да, а
ведь действительно был счастлив!
Ольшанский вновь приложился к бутылке, но на сей раз
ограничился одним глотком. Затем все же стянул с шампура кусок мяса, забросил
его в рот. Прожевав, продолжил:
– В общем, и ослу понятно, что все мало-мальски ненужные
вещи не хранили в комнатах, где и без того было не развернуться, а либо
выкидывали на улицу, либо волокли на чердак. Чердак был любимым детским местом,
хоть взрослые и гоняли нас оттуда, справедливо опасаясь пожаров. Эдакий
романтический мир отверженных вещей…
Кто отнес на чердак ту книгу, мальчик Сережа Ольшанский так
и не выяснил. Да и не пытался выяснить, поскольку всерьез опасался, что
объявившийся хозяин вдруг возьмет и отберет у него книгу.
Это было дореволюционное издание с «ерами» и «ятями», со
всякими там «жуткаго облика» и «страшныя истории», с черно-белыми гравюрами.
Книга слегка обгорела по краю, побывав в неведомых передрягах, обложка
отсутствовала, как и добрая четверть страниц. Хорошо хоть автор и название были
пропечатаны сверху на некоторых из страниц: Пашутин И. Г. «Дорога в Атлантиду»…
Много лет спустя Ольшанский навел справки об этом Пашутине
И. Г. и его «Дороге в Атлантиду». Между прочим, нелегким делом оказалось.
Запросы в обычные общедоступные библиотеки и архивы ничего не дали. И пришлось
задействовать чудотворящую силу больших денег, которая сбоев, как правило, не
дает и к результату рано или поздно приводит. Вот и на этот раз брошенные на
проблему ученые мужи, которых никто не ограничивал в средствах, расстарались со
всем мыслимым усердием и где-то раздобыли-таки интересующие олигарха сведения.
Выяснилось, что книга была издана автором за свой счет в
1907 году в Санкт-Петербурге, в небольшом, никому не известном издательстве
«Золотой грифон» (кстати, так и не ставшем большим и известным, а благополучно
перекупленном вскоре успешным «т-вом М. О. Вольфа», где оное издательство и
растворилось), и напечатано сей книги было всего сто экземпляров. По всей
видимости, автор и не предполагал продавать свой труд, просто хотел раздать родственникам
и друзьям, ну и оставить пару-тройку экземпляров для семейного архива – вдруг
удастся заразить своим энтузиазмом кого-нибудь из детей или внуков с
правнуками, вдруг кто-то из них возьмет да и продолжит дело отца…
Вполне возможно, так бы оно и было, и продолжил бы кто-то, и
пошел бы по стопам, и завершил бы начатое – да на беду грянули годы сурового
российского лихолетья. Первая мировая война, затем Февральская революция, а
после и Октябрьская. Тут уж стало не до мифических дорог в Атлантиду, тут элементарно
жизнь свою спасать надо было. И так уж вышло, что не спасли – у Ильи
Григорьевича было трое детей, и ни один из них не пережил революционных бурь
семнадцатого года.
Где-то на пыльных дорогах исторических эпох затерялись и
девяносто девять экземпляров книги «Дороги в Атлантиду». Во всяком случае ни в
одной библиотеке книгу обнаружить не удалось, в известных частных собраниях –
тоже. Конечно, сохранялась вероятность того, что где-то в далекой Канаде у
потомков эмигрантов первой волны среди снесенного в гараж хлама между самоваром
и патефоном пылится еще один экземпляр «Дороги в Атлантиду» и, может быть, рано
или поздно он всплывет в каком-нибудь из букинистических магазинов Торонто… Но
вероятность сия сугубо теоретическая и грозит таковою остаться. Сто экземпляров
– это все же слишком мало для более чем сотни лет и тьмы тьмущей пронесшихся
над страной исторических бурь…
