И самое кошмарное, что Сварог ничего, абсолютно ничего не
мог с этим поделать! Когда вы отлежите руку и она перестает вас
слушаться, – это, конечно, жутко неприятно. Но когда та самая отлеженная,
потерявшая всякую чувствительность рука начинает действовать по своему
разумению, словно в ней живет свой малюсенький мозг, абсолютно от вас
независящий, – это, уж поверьте, запредельно страшно. Губы Сварога
приоткрылись, и он услышал собственный несанкционированный полувыдох-полузов:
«С-сва-а-ро-ог…»
Причем испугаться этой новой метаморфозе с самим собой он
опять же не успел: восприятие вновь сместилось – в другую реальность.
Непонятно? Черт, как бы это объяснить…
Пожалуй, нечто похожее испытывает человек, которому снится,
что он проснулся и лежит в своей постели, а потом он просыпается по-настоящему
и не сразу может смекнуть, где сон, где явь… и где гарантия, что на этот раз он
в самом деле проснулся? Наверняка каждый из нас хотя бы раз испытывал подобное.
В общем, псевдореальность переключилась на другую программу
– в которой Сварог снова стал хозяином своего тела. Тело это ломило, ноги
гудели, не хватало дыхания, сердце готово было вот-вот выскочить из груди, как
будто он только что поставил мировой рекорд в марафонском забеге. Но
возвращением власти над собственным организмом он не замедлил воспользоваться:
вскочил, дико озираясь по сторонам, готовый ко всему… но только не к тому, что
открылось его взору.
Воздух буквально дрожал от лихорадочного, отдающегося во
всем теле боя невидимых тамтамов – «пудам-будух, пудам-будух, пудам-будух», как
перестук колес разогнавшегося локомотива. Проклятые папуасы вместе со
связанными сородичами как сквозь землю провалились. Лес, нескончаемый дождь,
тусклый свет, острый запах зелени и перегноя – все было настоящее. Все, кроме
потустороннего, колотящегося в мозгу ритмичного гула тамтамов… и количества
отдыхающих на полянке. Количество изменилось – теперь их было только двое,
Сварог и предводитель чернокожего отряда. И предводитель танцевал – хотя слово
«танец» тут не подходит. Он замысловато извивался, вскидывая над головой
трясущиеся руки, падал на землю, корчился, вновь вскакивал, прыгал на
четвереньках, нарезал круги вокруг пальмы – и все это со скоростью, в несколько
раз превосходящей человеческие возможности, словно перед Сварогом ускоренно
прокручивали видеозапись шаманской пляски из «Земли Санникова». При этом он ни
на секунду не отводил от Сына Неба слепого взгляда, не отводил, даже когда
скрывался за пальмой, даже когда поворачивался к Сварогу спиной. Глаз на
затылке у него, разумеется, не было, но он все равно смотрел. Много позже
Сварог, сколько ни ломал голову, так и не смог понять, как подобное возможно,
однако в тот момент вовсе не это пугало его больше всего. Дело в том, что
проклятый туземец бесновался вокруг исполинской пальмы. Пальмы с очень
короткими ветвями. Пальмы, которой мгновенье назад не было и в помине.
Да и никакая это была не пальма. Просто ствол дерева.
Символического дерева. А может, и не дерева вовсе, а колонны со ступенчатой
вершиной, похожей на поставленные друг на друга тарелки.
Но и не это было самым страшным.
Ужас заключался в том, что это дерево-столб было нарисовано.
Не на холсте, не на скале, не на доске, а прямо на реальности, поверх
реальности, было втиснуто в реальность и совмещено с реальностью. Совсем как в
фильме про подставленного Кролика Роджера, вот только ничего смешного в
совмещении несовместимого не было. Пусть и припадочный, но несомненно живой
человек скакал вокруг нарисованного дерева! И смотрел, смотрел на Сварога
слепыми, без радужки и зрачков глазами!
Он хотел отвернуться – и не смог. Хотел закрыть лицо руками
– и не смог. Белки дикаря, горящие белым, пульсирующим в такт тамтамов пламенем
на трупно-сером лице, притягивали как магнит. И пламя это разгоралось,
становилось все ярче, затмевая собой окружающий мир, и вот уже ничего не
осталось во Вселенной – только два полыхающих огня, ослепительных, как дальний
свет фар в ночи…
Сварог до скрежета сжал зубы и изо всех сил зажмурился,
полный решимости не открывать глаза что бы ни случилось, хоть час, хоть год –
пока организм полностью не очистит себя от зелья. Должен же организм лара, черт
подери, как-то справляться с подобной напастью?!
– Это просто галлюцинация! – закричал он сквозь
барабанный бой. – Этого ничего нет! Ничего нет! Я сижу на поляне! Уроды
сейчас отдохнут, и мы двинемся дальше… – голос его сорвался (едрена мать,
куда уж дальше-то!), и он позвал почти беспомощно: – Эй, кто-нибудь…
– Молчи! Вперед! – услышал Сварог рявк над ухом и
почувствовал толчок плечом в спину, чуть не швырнувший его на землю. –
Вперед, вперед, вперед!..
Сварог открыл глаза, споткнулся, едва не сбившись с ритма,
но тут же выровнял шаг.
Окруженные кольцом давешних папуасов, он и двое пленников
быстро, почти бегом продирались сквозь лес, уходили все дальше и дальше, ни на
секунду не останавливаясь, перепрыгивая через кочки и канавки, огибая стволы
громадных деревьев, поросших мочалом, наклоняясь под низко провисшими лианами
толщиной в человеческую руку. Слева двигался молодой пленник, справа тяжело
пыхтел старикашка.
Не было никакого грохота тамтамов – это его сердце бухало
где-то возле самой гортани, барабанным боем («пудам-будух, пудам-будух»)
отдаваясь в ушах.
Вот, значит, отчего ломит все тело, а в горле застрял сухой,
колючий ком: от изматывающей гонки через тропические заросли!.. Так что, это и
есть настоящая реальность?!
Судя по тому, что сумерки сгустились еще больше и окрасились
в бордовые тона, они выдерживают подобный темп не один час – уже спустился
короткий тропический вечер…
В голове, в унисон с биением сердца-тамтама, стучало
беспрерывно: «Мы… идем… по… Уруг… ваю… Мы… идем… по… Уруг… ваю…»
– Ы… ы… ы… ы… – при каждом выдохе из гортани
пленного старика вырывался скрежещущий визгливый звук, как скрип несмазанного
колеса. Смотреть на него было страшно: слипшиеся седые волосы, пот, разбухший
вывалившийся язык. Не человек – зомби.
«О господи! – подумал кто-то внутри Сварога. – О
господи, о господи, о господи…»
Лес расступился, показалась мутная извилистая речушка,
маслянисто блестящая в свете заката, не речушка, ручей скорее. Оскальзываясь и
падая, безумная процессия скатилась по глинистому берегу.
И тут дедуля достиг своего финиша. Лицо его, и без того
черное, налилось багрово-синюшным цветом, дыхание сорвалось. Колени
престарелого туземца подкосились, он рухнул в жирную глину, закатив глаза,
прижимая руки к груди и жадно хватая ртом воздух. Явные симптомы инфаркта, но
когда Сварог, морщась от боли в боку, склонился над ним, старик вдруг засучил
ногами, заверещал коротко, страшно, дико, попытался отползти подальше, вжаться
в склизкую почву.
Мурашки пробегали по коже от этого зрелища, а всего ужаснее
было то, что Сварог понятия не имел, как помочь умирающему… «Это галлюцинация,
галлюцинация!!! – надрывался кто-то в его голове. – Скоро все
закончится! Мы идем по Уругваю…»
