— Как будто они продолжают видеть на нем шлем. Они не видят его истинного лица! — пробормотала Эдме, не веря в происходящее.
К паре исхудавших волков подбежал щенок.
— Мама, папа! Это же просто волк, а никакой не пророк. Это Лайам МакДункан, я однажды видел его. Он просто волк!
Но родители не слышали его. Они даже не посмотрели на своего щенка.
— Мама! — заскулил щенок. Он хватался лапами за бока матери и пытался дернуть ее за хвост. — Мама, послушай!
Но она отряхнула его, как отряхивают прилипшую к шерсти колючку.
— Щенок пойдет с нами, — сказал Фаолан решительно. — Я не оставлю его здесь умирать.
Он повернулся и окинул взглядом круг танца.
— Мерзкое зрелище! Прямо какое-то тумфро с живыми волками.
Никто не пытался что-то добавить. Все молчали.
Фаолан подошел и осторожно взял щенка зубами за шкирку, как берут совсем маленьких детенышей. Они продолжили путь. Щенок все время пытался оглянуться, пока его мама и папа не скрылись в поднимающемся от реки тумане. Он старался не скулить, а вспоминать приятные моменты — как они с мамой веселились на берегу реки, и она обещала научить его плавать и ловить рыбу, когда наступит лето. Но лето так и не наступило, только река всё больше покрывалась льдом. А теперь и мама с папой пропали.
Друзья решили больше не искать круги танца и не заставлять Лайама открывать свое настоящее лицо. И требовать от него выгрызать кость покаяния тоже не станут. Слишком поздно, танцоров Скаарсгарда уже не спасти, они окончательно утратили рассудок. То, что началось со страха перед голодом, переросло в болезнь духа, покорность перед судьбой, стремление к смерти. Переломлен сам хребет страны Далеко-Далеко, и из костей ее вытекает мозг.
Глава двадцать девятая
Прощание с друзьями
После того как от затеи с разоблачением Лайама перед его последователями отказались, Свистун сопровождал друзей на протяжении еще нескольких лиг.
— Лучше тебе вернуться в Кровавый Дозор, — наконец сказала Эдме. — Нам будет грустно расставаться, но нужно как можно быстрее рассказать о случившемся фенго. Он-то вообще ничего не знает о танцах Скаарсгарда, — она бросила недовольный взгляд на Лайама. — Хотя бы Кровавый Дозор действует и, благодаря пополнению из клана МакНамар, ему пока ничего не угрожает.
— И мы обязательно расскажем о тебе, Свистун, и о том, как ты помог Кровавому Дозору.
— Если бы не вы, я бы давным-давно умер, — сказал Свистун. — Вы спасли меня. Кровавый Дозор — прекрасное место для старого глодателя.
— У них каждый волк на счету, а кто он — неважно, — сказал Фаолан. — Сейчас не время оскорблять глодателей.
— Да пусть бы оскорбляли, лишь бы все выжили, — горестно заметила Эдме. Фаолан посмотрел на нее с удивлением. Обычно добродушная и не терявшая присутствия духа, она в последнее время стала очень циничной.
— Я буду скучать по тебе, Свистун, — сказала Дэрли и шагнула вперед, опустив хвост и поджав уши. Рядом с ней встала сестра, обе волчицы легли на брюхо и принялись ерзать в снегу, принимая позу покорности.
— Мхайри, Дэрли! Ради Люпуса! — воскликнул Свистун. — Вы разве не слышали Эдме? Сейчас не время для таких глупостей.
— Кто знает, для чего сейчас время? — отозвалась Мхайри, поворачивая к нему морду.
— Дэрли, Мхайри, — обратился к сестрам Фаолан мягким, но решительным тоном. — Подымайтесь. Попрощайтесь со Свистуном как следует, и пойдем дальше.
Он потрепал мордой загривок Свистуна. Его сестры поднялись на ноги и повторили прощальный жест брата.
— Вот так-то лучше, — пробормотала Эдме.
* * *
Свистун наблюдал, как его друзья уходят на восток и скрываются из вида. Опускалась ночь, у горизонта засияли переливчатые огни. Какие-то безумные волки неподалеку все еще танцевали, надеясь призвать Скаарсгарда на землю. Как же он устал от этого — от пришедших в отчаяние клановых волков, от волкоедов, от жалостливого воя скрилинов, не знавших, во что теперь верить. Сам Свистун никогда не терял надежды: он всегда верил, что однажды совершит что-то грандиозное, и за это его примут в Стражу Кольца Священных вулканов.
Потерять надежду его не заставили даже постоянные оскорбления. Невероятно, но сейчас, в голодное время, он чувствовал себя гораздо счастливее. Да, он голодал, как и все остальные, но с ним обращались не в пример лучше, чем раньше. Тамсен, которая некогда смотрела на него с презрением, сейчас уважала его и прислушивалась к его мнению. Она назначила его вторым скрилином, чего бы никогда не случилось в прежние дни, когда он жил в стае Голубой Скалы. Несмотря на дыру в горле, его пение было очень мелодичным — другие волки заслушивались, как он выводит красивые трели, и на какое-то время забывали о своих бедах. А его сигналы тревоги можно было услышать от одного края патрулируемой территории до другого.
И он всегда оставался честным. Если другие скрилины начинали придумывать какие-то небылицы о танцующих в небе огнях, он передавал всё как есть. Когда Тамсен спрашивала, почему он не сообщает никаких любопытных подробностей, он отвечал, что ничего такого не видел.
— Я не видел в них никаких знаков грядущих несчастий. Я не могу истолковать их, как толкуют небесный огонь летних гроз. Было бы нечестно сообщать о том, чего нет.
За это Тамсен его и уважала.
— Ты делаешь то, что считаешь правильным, Свистун, — говорила она.
Свистун не припомнил, чтобы главная загоняющая когда-либо говорила нечто подобное таких, как он. Никогда. И это придавало надежду ему, глодателю с дыркой в горле.
Свистуна сделали лейтенантом, и ходили слухи, что когда-нибудь сделают даже капитаном. Разве не чудесно? Когда он был на дежурстве, офицеры могли быть спокойны: он ни за что не пропустит чужаков, сообщит обо всем, что видит, и вовремя придет на помощь. Ни разу за все время, что он находился здесь, его не обругали, не щипнули, не ткнули в бок, как обычно поступали с глодателями. Система званий Кровавого Дозора основывалась на заслугах, а не на древних представлениях о благородном происхождении. Уважение здесь волк мог заслужить исключительно благодаря своим личным качествам и умению действовать. Некоторые волки находили это непривычным, тайком возмущались или, подобно Кайле, уходили к танцорам Скаарса.
О том, что с волком творится что-то не то, иногда свидетельствовали некоторые знаки. Шерсть волка состоит из двух слоев — подшерстка и собственно шерсти. Волосы подшерстка тонкие, но плотно закручены и сохраняют тепло. Осенью, перед зимними холодами, у волков вырастал густой слой подшерстка, а весной или ранним летом он опадал. Сейчас же из-за холода большинство волков сохраняли густой подшерсток, но волки, находившиеся на грани безумия, быстро теряли этот слой. Они всё чаще мерзли, теряли тепло и, как следствие, сильнее голодали.
