Сурганский рабочий иной. Он воображает, что питие не терпит суеты, и степенно – чтобы знакомые не подумали чего – шествует в трактир, где и сидит допоздна с приятелями, горланя песни и гоня из воображения видение свирепой жены со скалкой в руках. Причем он искренне убежден в том, что, дай ему полную волю, он все равно поступал бы так же, а не по-аламейски. А когда все убеждены в одном и том же, так и бывает.
Все это еще предстояло Максу – завтра, послезавтра, пока не надоест. Но не в первый же день! Макс шел в общежитие.
Хотя, может быть, и зря. Ну что там делать – это раз. Обшарпанная комнатенка и трое соседей: пришибленный богомольный тупица из Цада, шумно рыгающий здоровяк-аламеец без признаков интеллекта и черномазый дикарь вообще неизвестно откуда… Притом Макс подозревал, что за ним присматривают, – это два. О неестественном поведении будет доложено, а естественнее было бы пойти в кабак…
Нет, завтра. Сегодня – пассивный отдых.
Макс устал – не столько от рабочей смены, сколько от калейдоскопической суеты последних дней. Кроме того, он еще не обзавелся друзьями, а новоявленные коллеги не пригласили выпить: то ли взревновали к острому глазу и ясному уму новичка, то ли по сурганскому обыкновению не ставили какого-то мигранта вровень с собой.
Еще поставят… Макс был уверен: пройдет несколько дней, от силы недель – и быть ему уже не рабочим, а мастером, если не инженером, занимать в общежитии отдельную чистую комнату. Дальше – посмотрим. А если в Сургане не умеют ценить кадры – тогда адью!
Тут Макса деликатно тронули за рукав, и сильно иностранный голос произнес кое-как:
– Простить… Где есть… мигр… мирг… мигра…
– Бюро по трудоустройству мигрантов? – переспросил, оборачиваясь и притормаживая Макс, довольный своими успехами в сурганском языке. За какой-нибудь день он освоил его настолько, что мог без труда поддержать любую не чересчур заумную тему. И в вопросе его прозвучали благодушно-покровительственные нотки.
Внешность незнакомец имел примечательную: одет скромно, но чисто, изжелта-смугл, ростом невысок, жилист, лицо широкое, глаза черные, узкие, волосы еще чернее, уши оттопыренные. Каких только народов нет в Центруме! И каждый, понимаешь ли, лезет в развитые страны, в крупные города, согласный на любую работу, надеясь со временем преуспеть, ни в коем случае не ассимилируясь…
Макс начал объяснять, как пройти. Желтолицый кивал, переспрашивал, натужно подбирая слова. Не поняв, вдруг забормотал по-оннельски.
– Сразу бы так, – тоже на оннельском ответил Макс.
– Вы оннелец? – просиял незнакомец, обнажив в улыбке крупные неровные зубы.
– В некотором роде… А вы?
– А я – китаец.
Ощущение дежа вю озадачило Макса. Китаец… Где-то он уже слышал о таком народе…
– Это национальное меньшинство в Оннели?
– Нет, это национальное большинство в Китае.
– Где это?
– На Земле.
И все стало на свои места. Вспомнились слова Рафаэля. Вспомнились слова Психа о типе, расспрашивающем о Максе в Пулахте – типе с такими же приметами, как у этого гастарбайтера.
Так… Настигли.
Он думал, что оторвался, – ан нет. Охота, выходит, продолжается…
Зачем? Кому он нужен, Макс Штейнгарт?
А ведь кому-то нужен… Даже многим.
– Фотографический снимок у вас с собой? – сухо спросил Макс.
– Нет. – Китаец улыбался.
– Что же вы так оплошали? Как же я поверю в то, что на Земле мы были закадычными приятелями?
– Мы ими не были. Сегодня мы встречаемся впервые.
По-видимому, незнакомец решил, что честность – лучшая политика. Возможно, он был прав. Макс рассердился, но не так сильно, как сам ожидал.
– И тем не менее вы прибыли в Центрум за мной?
– Если вы не против…
– Вас опередили трое, и все они мертвы. Не пугает?
Улыбка держалась на лице китайца, как приклеенная.
– То было в Оннели, – веско проговорил он, – и не просто в Оннели, а в аномальной зоне. Здесь не Оннели. У меня нет оснований лгать вам и очень мало оснований бояться конкурентов…
– Не понял…
– Здесь нам не придется путешествовать пешком по горам и долам, – пояснил китаец. – Одно мгновение – и мы на Земле. С вашего согласия, естественно.
Согласия ему! На языке у Макса так и вертелись едкие слова, однако же разбирало и любопытство. Земля, Земля… На что похожа забытая родина?
И главное: по какой причине вот уже четвертый по счету незнакомец приглашает его на Землю? Кому он там понадобился, зачем?
И почему стольким сразу? Причем настолько сильно, что они то и дело убивают друг друга?
Макс не удивился бы, упади сейчас китаец на булыжную мостовую с разнесенным пулей черепом, – но китаец улыбался и не падал. Наверное, знал, что говорил, утверждая, что не боится. То ли намного обогнал конкурентов, то ли их вообще не осталось…
– А если я не пойду?
Китаец не перестал улыбаться, но улыбка стала несколько напряженной. Одновременно он успевал быстро-быстро сканировать узкими глазами окружающее пространство.
Ничего примечательного не было в том пространстве. Шли по серой улице серые пешеходы – главным образом, рабочие со смены. Шли поодиночке домой и группами – в трактир.
– Если вы умный человек – пойдете.
Кому понравится, если его назовут дураком? Но Макс покачал головой:
– А я все-таки останусь…
– Вас настолько очаровал Сурган? – улыбнулся китаец, пустив вокруг прищуренных глаз паутину лучей-морщин.
– Это мое дело…
– Судя по одежде, вам предложили место заводского рабочего. Ну и как – нравится?
– Повторяю, это мое дело.
– А ведь вы годитесь на большее. На гораздо более интересные дела… Вы сами могли бы сделать такой вывод, если бы задумались о событиях последних дней…
– Тут не нужно задумываться, – буркнул Макс. – И так понятно: я нужен слишком многим. В живом и дееспособном виде. Вопрос: зачем?
– Ответ на него вы получите по ту сторону Прохода, – сказал китаец.
Макс покачал головой.
– Если бы я получил ответ по эту сторону, то…
– То что? Согласились бы?
– Во всяком случае, задумался бы.
– Возможно, я смог бы намекнуть вам кое на что… Быть может, зайдем куда-нибудь выпить по кружке пива? Я угощаю.
Макс чуть было не согласился – и все же вновь покачал головой. Сам не понял: то ли почуял подвох, то ли просто желал отделаться от настырного.
Да разве от него отделаешься…
