— Молодец, Митенька, — ответила за меня Баба-яга. — Иди-кось отсель к себе в сени, я там тебе кашку гречневую с маслицем полотенцем накрыла, чтоб не остывала. Иди, иди, касатик, отдыхай, заслужил.
— А энто… — храбро шмыгнул носом наш младший сотрудник. — Поощрение какое ни есть в виде пары кренделей?
— Ща навешаю, — так же тепло, но твёрдо пообещала бабка, подпихивая меня локотком, дескать, напомни дубинушке стоеросовой, кто у нас тут начальник отделения.
Я сурово прокашлялся для порядку. Митя вздрогнул, прикусил губу, развёл руками, чуть не снеся самовар и сбив кота за печку, тихо извинился (выругался?) сквозь зубы и ушёл за кашей. Он хороший парень, деревенский и на подобную дискриминацию по начальственному признаку никогда не обижается. Считает, будто это ему ещё круто свезло, что он попал к нам, в наши ряды, а не на хозяйственные работы в какие-нибудь мастеровые артели. Представить себе нашего умника, фантазирующего с плотницким топором в руках на лесопилке или мечтательно упускающего вниз ящик кирпичей на строительстве городских башен, всегда несколько жутковато…
Это Яга над ним смилостивилась, подобрала, как бездомного щенка на базаре, и при своём тереме поселила. Пожалела об этом, понятное дело, не раз, хотя Митька и был парень на все руки: дров наколоть, печку растопить, воды натаскать, двор подмести, забор подправить, скотине домашней корм задать — это он всегда может. И сделает как надо, и нудеть зазря не станет, он у нас простую работу любит. Но вот к своим милицейским обязанностям подходит с такой долей творческой фантазии, что нам потом людям в глаза смотреть стыдно.
— Ладно, чего это я о нём так? — сам себе удивился я. — Тяжёлый день выдался, нервы ни к чёрту. Наверное, надо просто завалиться спать. Вы как, бабуль?
— Ты иди к себе, Никитушка, Богу помолись, да и на бочок, — как-то рассеянно ответила Яга. — А я тут ещё чуток посижу, носок довязать надобно да вона с Васенькой побеседовать на разные темы. За жизнь, за хозяйство, за любовь…
Я покивал, признавая её право на личное время и территорию. В конце концов, мы все здесь квартиранты и надо совесть иметь, предоставляя гостеприимной хозяйке хоть немного свободного времени. Поэтому я просто поднялся к себе наверх, разделся, лёг в кровать и уснул без задних ног, едва накрывшись одеялом.
О том, что произошло ночью, мне наутро рассказали стрельцы. Честное слово, дикий поросячий визг второго пойманного беса поднял на ноги всех соседей! Я же мирно спал сном праведника… То есть вообще без снов!
Проснулся утром рано, часа в четыре. Если кто ещё не догадался, меня разбудил петух. Он так яростно, жалобно и горько голосил, что когда я подошёл с тапкой к окну, то сам чуть не прослезился от сострадания. Представьте себе картину маслом…
Этот пернатый Гамлет с гребешком набекрень медленно вышагивает туда-сюда по двору с таким печальными видом, что куда там самому Шмулинсону. Абрам Моисеевич, конечно, периодически напускал на себя облачко вселенской скорби по судьбе всего еврейского народа, но наш русский петух на этот раз его переплюнул. Гребешок висит, глаза мутные, походка спотыкающаяся, крылья вниз, хвост повис, а из горла невнятный клёкот плохо сдерживаемых рыданий по поводу утерянных любовниц.
— Извини, моя вина, — тихо, чтоб он не услышал, пробормотал я. — Разберёмся с этим делом, и я обещаю купить пять, нет, десять самых толстых и красивых голландских кур! Надеюсь, это хоть как-то заменит… усопших…
Быстро одевшись и умывшись, я бегом спустился вниз, едва не сбив на лестнице поднимающуюся меня будить бабку.
— Ты что ж так рано вскочил, сокол ясный? Я-то, старая, думаю, пойду гляну, хорошо ли спит Никитушка, да одеяльце подоткну. А ты вона уже и на ногах?
— Служба не ждёт, — лаконично ответил я, потирая руки. — Сейчас быстренько завтракаем, запрягаем кобылу в телегу, и я к царю. Пора воскресать!
— Ты б не спешил, милок, а? — осторожно попридержала меня за шиворот Яга. — Нельзя тебе в люди сегодня.
— Почему ещё?
— Да потому что охоту на тебя враг тайный не прекратил покудова. Ночью стрельцы ещё одного беса взяли.
— Ух ты, вот это новость! А чего меня не разбудили? Где он? Живым взяли, без пальбы и членовредительства?
— Насчёт последнего уж будь уверен, — по-девичьи покраснела моя домохозяйка. — Пятачок ему защемило, а не то, об чём ты подумал.
Теперь уже покраснел я, а Баба-яга продолжила:
— Я-то по ночи у крылечка корыто с ботвиньей поставила, её дюже как свиньи любят. Ну и порошку кой-какого травного добавила, чтоб и бес мимо не прошёл. А на донышке капкан стальной, лисий, развела. Стрельцы говорят, в хмарь предрассветную как раз и схлопнуло! Визгу было-о… Неужто не услыхал?
Я отрицательно покачал головой, хотя обычно у меня очень чуткий сон. А вот наша скромная бабуленька, получается, за это время целого беса поймала…
— В поруб его стрельцы сунули, к сотоварищу.
— Это зря, — автоматически отметил я. — Лучше бы отдельно, теперь они могут договориться об одних показаниях.
— Ну уж прости, сыскной воевода, не додумались сразу…
— Ничего-ничего, это я так, без обид и упрёков, — опомнился я. — Вы сделали большое дело, второй бес наверняка шёл сюда с преступными намерениями…
— Рубанок при нём был и отвес строительный, — подумав, сообщила Яга. — Предметы для ночного визита в милицию куда как подозрительные. Настругал бы ещё чего без разрешения али кому отвесил…
С этим я спорить не стал. В принципе что сделано, то сделано, раз уж и второй бес в порубе, то, пожалуй, нет смысла спешить с допросом. Давайте-ка сначала завтрак, чай, а вот потом уже и будем коллегиально решать, куда и как двигаться.
Поставив передо мной горку горячих блинов со сметаной и черничным вареньем, бабка традиционно присела напротив и, заботливо глядя на меня, начала выстраивать свою следственную линию. Всё об одном и том же…
— Ты ешь, ешь, Никитушка, не отвечай, тока вполуха слушай. Уж я-то, поди, плохого не присоветую, всякого навидалась, и хоть улик у нас маловато, а ить ниточка злодейская всё одно к старому клубочку тянется. Кому твоя смерть выгодна? Кощеюшке! Кому под силу аж трёх бесов нанять? Ему же! Кто всё Лукошкино под свою руку пообмять пытается да разные козни для того строит? Он же и есть!
В двери деликатно постучал Митя. Вошёл и встал на пороге, держа в руках пустую миску на манер Нельсона Манделы. Лично мне стало стыдно…
— Тебе чего? — ворчливо обернулась Яга. Наш младший сотрудник гордо молчал, сглатывая слюну и стараясь не смотреть на накрытый стол.
— Митя, садись, — нервно попросил я. — Садись, ешь, не надо ничего объяснять, я сам был студентом и всё понимаю…
— Ты, Никитушка, неужто решил, что я нашего младшего сотрудника голодом морю? — сдвинув брови, фыркнула бабка. — Энто он уже две миски каши умял и за третьей заявился?!
