— А-а-а почему нас никто не встречает? — зевая, высунулся я.
Баба-яга, не утруждаясь ответом, молча вылезла из ступы и, сунув два пальца в рот, резко, по-разбойничьи, свистнула. Верный кот Васька прибежал практически в ту же минуту, прыгнув хозяйке на руки, так что та едва устояла на ногах. В нём же кило десять — двенадцать, я не говорил?
— Думаете, он в курсе?
Чёрный кот, неодобрительно покосившись на меня, что-то быстро замурлыкал бабке на ухо. Моя домохозяйка сделала круглые глаза…
— Чегось?!
Кот, видимо, повторил в красках и деталях, и у Яги повело челюсть вбок, а левую щёку задёргало нервным тиком…
— Да что там происходит? Скажите уже, хватит шептаться.
— Меч нашли, — выдохнула бабка, старательно перекрестясь.
— Так радоваться надо!
— Нечему радоваться, Никитушка… Меч-кладенец дьяк Филька нашёл и с ним же ко двору царскому попёрся. На полном праве руки царевны Марьяны требует!
— Эм… ам… ем… — Я так и не смог сформулировать вопль души, а Яга мрачно продолжила:
— Теперича народ на площади бузит! Справедливости жаждет. Раз дьяк меч вернул, стало быть, Горох и обязан его с царевной повенчать да полцарства отрезать! Потому и набат…
— Где наши?
— Видать, все там. А тока ежели дьяку прилюдно руки вертеть да в поруб пихать, так нам лукошкинцы за таковой самосуд всё отделение спалят. Да и, по чести сказать, прав народ: коли такое дело завертелось, таким боком коленкор вышел, так отдавай, царь, обещанное!
— Вот давайте без популистских лозунгов, а? Нам ещё не хватало, чтоб из-за десятка горластых «правдолюбов» Горох стрелецкую гвардию на улицу вывел да из пушек пальнул.
— А чего ж делать-то, соколик?
— Собирайтесь, идём на площадь, разберёмся.
— Тебе нельзя, Никитушка-а! — Тощая Баба-яга крестом раскинула руки, закрывая от меня ворота. — Ты ж у нас «покойник», мы твоё воскрешение ещё и не обдумали толком, а коли прямо сейчас к народу живьём выйти, так представляешь ли, какая суматоха подымется? Люди у нас простые, решат ещё сдуру, что Страшный суд наступил, раз помершие милиционеры с того свету возвернулись!
— Спокойствие. — Я хладнокровно поправил фуражку и приобнял за плечи едва не плачущую главу экспертного отдела. — У меня есть идея. Поспешим.
— Куда?
— В курятник.
…Когда я только начал объяснять, кот Васька, первым отшатнувшись от меня, демонстративно покрутил когтем у виска. Яга тоже въехала не сразу, но, выслушав до конца, вынужденно признала, что может и сработать. Бывало и хуже, но ведь выкручивались же…
На то, чтоб собрать кучу разнокалиберных перьев, у меня ушло минут пять-шесть. Чтоб превратить их в огромные лебединые крылья, бабке понадобилось вообще меньше минуты. Поэтому успели мы вовремя — и я, и она. Ну и конечно компактному перелётному средству, нашей ступе, в тот день впору было выносить благодарность.
Я высадил Бабу-ягу поближе к площади, а сам улетел со ступой на крышу царского терема. Благо в общей шумихе, криках и беготне головы никто не задирал и меня не заметили. Сверху у меня был отличный обзор и, самое главное, возможность контролировать ситуацию с обоих фронтов — народного и царского. Итак, что мы тут имеем?
Ну, со стороны государя всё было как обычно: суетливо бегающие бояре, строящиеся шеренги стрельцов, пушкари, выкатывающие здоровущие «единороги» к воротам, а личная гвардия Гороха уже седлала лошадей, готовясь к разгону демонстрантов. Сам государь, видимо, сидел у себя, наверняка пил и горестно думал о судьбе отечества. Решить внезапный конфликт дипломатическим путём возможность, разумеется, была, но это же не в традициях российского правительства. Любой вопрос власти и народа неизменно решался силой! Иначе не принято, мы же русские, у нас свой особенный путь. Всё, значит, пора и меня ввести в историю…
— Что же Яга медлит? — слегка начал нервничать я, нетерпеливо ожидая сигнала.
По времени бабка должна была бы пробиться сквозь толпу, найти Митю и Еремеева и уже с поддержкой наших прилюдно обвинить мятежного дьяка в воровстве, лжи, шарлатанстве и призыве к массовым беспорядкам. Он, естественно, начнёт отпираться, и тогда Яга должна обратиться за праведным судом к народу, призывая в свидетели «светлый дух сыскного воеводы». После чего, как вы понимаете, эффектно появляюсь я.
— Ну же?! Не тяните, ну…
Сверху мне было видно, как неровно колышется людское море. Ветер доносил обрывки фраз и лозунгов в основном насмешливо-экстремистского содержания.
— А пущай будет! Ну и чё, чё раньше не было? Зато представь, дьяк Филька на троне… Обхохочемся же!!!
— Ах ты, кобель в скуфейке! Меч он нашел? Я, может, тоже право имею, я в тот вечер двор подметал! Так, может, ты у меня тот меч и покрал, а? Может, энто я царёв зять?!!
— Вот как станет он тут свои порядки наводить, так и взвоем ужо! Всех поутру водку пить заставит! Хотя чё энто я так сразу в амбицию? Ничё плохого в том не вижу…
— Я ему задам! Я ему все глазки бесстыжие выцарапаю! Значит, как ко мне под подол лезть, так «Настасьюшка, красавица!», а как жениться, так тока на царевне Марьяне…
— Вы мне тут ещё… Не грубить! У него, поди, и среди боярской думы свои люди есть… Ты, Филимон Митрофанович, главное дело, меня запомни, как себе кабинет министров набирать станешь!
— Взашей его, православные!
— Нехай говорит, хучь поржём!
— Да я вас… всех… на плаху… дайте срок, смутьяны небогоизбранные! Мой меч-кладенец, стало быть, и правда моя! А кто супротив, тот… упс?!
На мгновение вдруг резко повисла тишина. Люди замерли. Видимо, бабка тихо, но доходчиво толкала речь. Потом все в едином порыве задрали головы к небу…
— Пора, — сам себе скомандовал я. Повинуясь движению помела, ступа взяла вертикальный взлёт чуть ли не до самых облаков и, резко бросив влево, на миг застыла в критической точке, а потом начала в меру медленный спуск. Толпа внизу просто обомлела…
— И впрямь участковый! Ох, держите меня четверо, я ить убежать могу со страху великого, а любопытно же…
— Гляньте, народ, у него ж крылья белоснежные за спиной! А чё говорили, что он упырь?
— Сам ты упырь!
— От упыря слышу!
— Вот те в рог за оскорбление милиции! Эх, сажай меня, дорогой наш Никита Иванович, для тебя ничего не жалко, за тебя хоть на каторгу, хоть под венец!
— А не одна фигня?
— Ну, практически…
— Молись, православный люд, ибо как есть согрешили мы, раз Господь самого сыскного воеводу архангелом с огненным помелом прислал! Я каюсь…
— И я каюсь, каюсь!
— И я за компанию, а в чём каяться-то, мужики? Хотелось бы, чисто для антиресу, знать, на какой тюремный срок подписываюсь…
