— Собачья морда, — подсказала всезнающая бабка. — Навидалася я таких псов-рыцарей, ещё и почуднее доспехи были, и кони покрасивше, и щиты с крестами. Лет десять назад избушку мою зимнюю в Финляндии пожечь хотели. Ну я им тоже, не сдержалась, по угольку в кирасу за шиворот. Так уж смешно прыгали, помереть не встать…
— Смотрите, а ить он за собой царевну на верёвке волочит, возмущённо прервал нас Митя. — Да грубо-то как, ровно собачонку какую!
— Форменное безобразие, — согласился я, хотя вид мрачной Марьяны, связанной, как колбаса Микояновского мясокомбината, не мог не радовать. Конечно, её глаза грозно блистали, но зато рот был предусмотрительно заткнут тряпочкой.
— Выходи, вражий сын, Никитка-участко-вый! — глухо, с неприятным дребезжанием, прогромыхало с того берега. — Выходи…ей же час…а…очестен…ир…а…ровавый…ой!
— Чего? — осторожно переспросил я у Бабы-яги. — Концовка какая-то скомканная получилась.
— Эй, злыдень бессовестный! — прокричала моя домохозяйка, храбро делая два шага назад. — Ты чё сказать-то хотел? Повтори, скотина, сделай милость, а то чей-то невнятно вышло…
— Я говорю, прокашлялось в забрале, и чёрный конь нервно фыркнул, ковыряя передним копытом землю перед мостом. — Выходи, пёсья кровь, сыскной воевода, начестн… ой…а…ихую…мерть!
— Да ить он тут просто матюками издевается над милицией, — резко прозрел Митька. — А у меня под рукой второй оглобли нет. Может, за лесок, к мужикам, сбегать, чё-нить тяжёлое позаимствовать?
— Нет, мы сюда не драться пришли, — напомнил я, останавливая его героический порыв за шиворот. — Наша задача — спасти царевну. Бабуль, держите меч наготове, возможно, мы договоримся.
Я выровнял дыхание и пошёл. Не буду врать, будто бы в тот момент мне совсем не было страшно. Ноги слегка дрожали в коленях, и очень надеюсь, что не слишком заметно. А за спиной явственно нарастал недовольный ропот народа, припёршегося чёрт-те куда и вынужденно лишённого развлечения…
— Ну дык чё? Чё там происходит-то, мужики?
— Кабы знать… Ничё ж из-за кустов поганых не видно!
— Дык ты бы вона чуток прошёл, подсмотрел да нам и рассказал!
— Ага! Нашли дурака?! Бабка экспертизная предупредила, что враз «сморчок отсохнет»!
— Да, может, она и пошутила?
— Ну так иди и сам проверь! А я своим рисковать не буду…
— Да было б чем, дедуль…
— Мужики, мужики, у меня идея есть! Давайте баб вперёд пустим! У них-то сморчка нет.
— А ну как чё другое отсохнет? Язык, например?
— Тады мою тёщу первой толкайте! Пущай сохнет. Это ж праздник на всю улицу! Гулять будем в ти-ши-не-э…
В общем, пока дошёл, наслушался, это отвлекало и бодрило. Куда легче идти на стрелку с крупным уголовным элементом, зная, что у тебя за спиной человек сто пятьдесят топчется в жажде действия и соучастия. Хорошо ещё, кстати, трезвые! Надеюсь…
Я вышел на середину моста и молча встал, скрестив руки на груди. Кощей толкнул коня шпорами, скрежетнув железом по железу, и встал рядом. На нашем берегу все замерли. Молчание затягивалось.
— Слышь, участковый? — Да.
— Не шевелись. Можешь сделать вид, что ничего не происходит? — напряжённым шёпотом вырывалось из забрала.
— Ну… попробую, а что?
— Имидж, — многозначительно ввернул Кощей, переходя на просительный тон. — Забери от меня дуру энту.
— А что такое? — Я изобразил лёгкое недоумение.
— Сил моих больше нет! Представляешь, перевоспитывает она меня. Нудит, кажный час покаяться требует, истории душеспасительные рассказывает. Мечтает при мне, как мы опосля свадьбы в деревню уедем, курей заведём, всякие цветочки-венки друг дружке плести будем да куплеты о счастливой любви сочинять. Я уж и орал на неё, и пугал, и грозился…
— Надеюсь, без рукоприкладства?
— С моей стороны без! — Кощей попытался со скрипом развернуться к яростно дёргающей верёвку царевне. — Думаешь, чего я в шлеме? Она в меня вчерась кастрюлей запустила, с макаронами… Дескать, она от них располнеет и я её, толстую, любить перестану. Это вот чё? Это вот, вообще, как?!
— Скорее всего, ПМС, — поморщился я, потому что нет на земле мужчины, который бы хоть раз на эту бомбу не нарвался. — Чисто по-человечески сочувствую. Но, собственно, чего вы сейчас от меня-то хотите?
— Забери её по-тихому, и в расчёте, а?
— Не могу, вы ведь вроде её с целью законной женитьбы крали?
— Ничего не было! Слышь, ты, ищейка подозрительная, ничего не было! Какой взял, такую и возвращаю, на невинность девичью не покушался даже.
— Ни разу?..
— Ну я ж тебе говорил! Тока один разок и попробовал, макароны по-итальянски сварил, соус пес-то, фарш болоньезе, вино кьянти, гитару неаполитанскую достал, я на ней два романса играть умею, но… С ней же на шее и ушёл, словив кастрюлей в лоб, потом гитарой по кумполу! Иду к себе, с макаронами на ушах, весь в соусе, и думаю: а так ли оно мне надо, энти ваши полцарства?..
— У нас она была тихая. — Я покосился на красную от обиды царевну Марьяну.
— Вы её просто плохо знаете. Ну так что, берёшь?
— А если нет?
— Дык я тебя, Никита Иванович, за таковую обиду прямо здесь, на мосту, лютой смерти предам, — честно пообещал гражданин Бессмертный, и в голосе его чувствовались расшатанные нервы. — Ну ты совесть-то имей, ёлы-палы…
Я принял из его рук кончик верёвки, которой была связана троюродная сестра нашего царя, и намотал на кулак.
— Имейте в виду, официально я заставил вас вернуть царевну.
— Договорились, — хрипло подтвердили из забрала. — Тока, как отойдёшь, я тебе грозить начну. Внимания не обращай, традиция такая. Иначе меня свои же не поймут… И чур, опосля этого разъезжаемся тихо, вслед друг дружке вреда не чинить!
Я молча козырнул. Кощей демонически расхохотался, что в «собачьей морде» звучало как расстроенная фисгармония в стиральной машине на коммунальной кухне. И ведь самое обидное, что сделка могла пройти без сучка без задоринки, но тут…
— Не боись, свет Марьяночка, звёздочка моя Вифлеемская! Я, я меч добыл, стало быть, мне тебя и под венец вести! — раздалось за моей спиной так громко, что я едва не подпрыгнул на метр в высоту. — Идёт-бежит спаситель твой храбрый, аки святой Георгий супротив дракона, отважно алкающий!
— Это что ещё за хрен с бугра? — грозно насупился Кощей.
— Думский дьяк Филимон Груздев. Вообще-то он у нас в порубе сидит, — прокашлявшись, подсказал я, тоже ничего не понимая. — И вы на него досье составляли в деле о перстне с хризопразом, не помните?
— Вот ещё я всякую тощую шушеру в дрянной рясе и ермолке помнить буду, — невнятно буркнул главный злодей. — Чего он от меня хочет-то, на что нарывается?
