Сильнейшие сидели напротив. Ни женщина, ни мужчина не ели и не пили. Капюшоны скрывали лица. Лысый чувствовал себя в их компании странно, словно рядом посадили два манекена. Но не обманывался и совершенно точно знал, что за капюшонами скрываются не только пытливые умы. Каждое его движение не остается незамеченным. Каждый его жест, вздох, ерзанье на стуле, любое движение, даже усмешка не остаются не замеченными магами. И хотя глаз под капюшонами видно не было, они там были. Зоркие, внимательные, проникающие, кажется, в самую душу.
Говорила женщина. Голос был мягкий, вкрадчивый, и лысый вдруг понял, что давно уже не слушает ее, не слышит слов, отвлекся на свои мысли. Он вздрогнул. Двое, казалось, не заметили этого.
— Поэтому нам пришлось пожертвовать господином советником, — закончила женщина. — Но нам хотелось бы услышать ваше мнение относительно инцидента.
Лысый кашлянул, понимая, что сказать ему нечего.
— А что тут сказать? — пожал плечами он. — Советник оступился. Такое случается.
— Советник оступился, но вы работали на него. Это не кажется странным? — вступил мужчина. Мягкий приятный баритон. — Давайте начистоту.
Начистоту, подумал лысый, ругая себя за то, что расслабился. Советник оступился, он на него работал. Человек перебрал в голове всех советников, на которых работал в последнее время. Речь об истории с этим мальчишкой, которого ему пришлось убить? Должно быть.
— Если начистоту, — осторожно начал лысый, — я работаю на вас, на Совет в целом, на многих советников и еще на некоторых людей. Вас много, я один…
В первое мгновение, когда Винни увидел лысого рядом с магами, ему захотелось раскрыть дверь и закричать об измене. Но ноги одеревенели, и он понял, что не может сдвинуться с места, как в детском кошмаре, когда надо что-то делать, а возможности пошевелиться нет. Он стоял, прилипший к двери, словно муха в янтаре, и слушал. И с каждым услышанным словом ему становилось все более жутко. Измены не было. Лысый не изменял Совету, Совет не изменял Гильдии. Гильдия тоже никому не изменяла. И никто ни от кого ничего не скрывал. Все всё знали. Это только юный Винни Лупо не мог понять, как так случилось, что весь мир, который знал с детства, такой радостный и светлый, оказался грязным и лживым. Он жил ради Совета и Гильдии, ради Витано, хвала Совету и Гильдии. Он жил в последнем оплоте человечества. А оказалось, что живет в загоне. Как баран. И все остальные тоже. Живут и радуются, не видя ничего, кроме загона. Не ведая, что за пределами загона что-то есть.
Бараны! А их просто разводят. Одних на мясо и на продажу, других оставляют плодить потомство. И придумал это не предательский Совет. Это придумали маги, строившие Витано. Знавшие, что за его пределами существует целый мир. Огромный. Другой…
— Меня обычно зовут, когда кто-то уже совершил оплошность, — продолжал тем временем лысый. — Я прихожу не для того, чтобы помочь заказчику оступиться, а для того, чтобы исправить ошибку, устранить последствия. Это моя работа.
— Как с тем мальчиком? — голос женщины улыбнулся.
— Скажите, вам не совестно убивать детей? — добавил мужчина.
Лысый слегка поперхнулся или сделал вид, что поперхнулся. — Это вы спрашиваете меня? — уточнил он, стараясь придать голосу достаточно глупости, чтобы вопрос не звучал, как откровенная издевка.
— Нам просто интересно, — добавил баритон, — с кем мы работаем. У вас нет лишних сантиментов.
— Я не путаю работу с чувствами, — отозвался человек. — Есть система, которая меня родила и кормит. Я обязан ей всем. Так зачем мне рассказывать этой системе, что хорошо, а что плохо.
Балахоны молчали.
— Если для системы вреден отдельный человек, значит, полезно его устранить. Это моя работа.
— Устранять?
— И устранять тоже. И мне совершенно неважно, кто он. Мальчик, девочка, старушка, беременный вампир или страдающий похмельем волколак. То, что вредно для системы, не имеет никаких других идентификаторов, кроме одного: «вредитель».
Баритон усмехнулся.
— И много ли здесь осталось вредителей?
— Вы имеете в виду историю с этим юношей? Возможно. Я был уверен, что советник даст мне необходимую информацию. Но раз он оступился, придется искать самому.
— Не придется, — голос женщины снова улыбался. — Мы закрыли этот вопрос. Ни оступившийся советник, ни кто-либо, кто имел касательство к этой истории, больше нас не потревожат. Считайте это нашим подарком, а свою работу выполненной. Если только…
Она замолчала. Лысый ждал продолжения, но не выдержал первым:
— Что? — спросил он.
— Этот юноша действительно мертв? Вы видели тело?
— Я не видел тела, — покачал головой лысый. — Но я знаю этот яд. От него умирают быстро и гарантированно. Особенно от такой дозы, которую получил этот парнишка.
— А я слышал, что у вас там случилась какая-то накладка, — протянул баритон.
Лысый едва заметно дернулся. Пальцы поспешно отщипнули виноградину, отправили в рот.
— Не волнуйтесь, — усмехнулся баритон. — Ваши профессиональные накладки на вашей совести. Нас интересует только результат.
— Что там, за барьером? — перевела тему женщина. — Спрос на товар стал падать. Если так будет продолжаться, придется что-то делать с рождаемостью. Вводить ограничения. А горожане этого не любят.
Лысый заметно успокоился, даже позволил себе улыбку.
— Не думаю, что есть поводы для беспокойства. Спрос на мясо будет всегда…
Винни почувствовал, как мутится в голове. Перед глазами заполыхала кровавая пелена. Возникла досада при мысли, что внизу у входа валяются два пистоля, а он не догадался их поднять. Сейчас бы двумя выстрелами…
Но пистолей не было, а Винни был уже близок к тому, чтобы ворваться внутрь, вцепиться в глотки и рвать зубами негодяев, которые…
Сзади что-то ударило. Сильно. Голова закружилась, Винни почувствовал, что падает вперед. Увидел, как открываются двери, вскакивает лысый. Потом все закружилось, и он полетел не то навстречу полу, не то навстречу черноте, которая заволокла собой все.
Двери с грохотом распахнулись, и в зал ввалилось тело в балахоне. Лысый вскочил, чуть не уронив кресло. Тут же отругал себя за несдержанность. Балахоны-то и с места не сдвинулись.
Вслед за телом в дверях появился молчаливый громила.
— Что это значит? — баритон обращался к громиле и был холоднее промерзшего насквозь льда.
— Э-э-э… вот… это… э-э-э… этот подглядывал, — ответил тот, подумал и добавил. — И подслушивал.
Балахоны, казалось, не пошевелились, или лысый не заметил движения, прозевал поданный знак. Так или иначе, громила поднял тело, подтащил к столику и сдернул капюшон.
Лысый медленно опустился в кресло.
