— Мы пришли, чтобы привести приговор в исполнение, — словно вспомнил первый конвоир. — Если у вас есть последнее желание, можете его озвучить.
Еще неделю назад Пантор очень хотел вернуться к своей привычной жизни. Хотел жить, жить здесь, и чтобы все вокруг было как раньше. Хотел, хотя уже тогда понимал, что это невозможно. Сейчас же ему не хотелось этого. Нет, он не хотел жить среди этих людей, по этим правилам. Он не хотел больше подстраиваться. Впереди у него, конечно, не было ничего, кроме жизни среди компании сомнительных магов и отбросов вроде живых мертвецов, вампиров и оборотней. Но все это не казалось теперь таким страшным.
— Идите к демонам, — буркнул Пантор.
Один конвоир гыгыкнул. Другой нахмурился. Грубо взял молодого мага за руку и пихнул на выход.
— Оригинал, — бурчал второй, толкая Пантора по коридорам. — Думаешь, у одного тебя такое желание?
Его вывели на задний двор, пихнули в фургон, где уже сидело несколько таких же узников, с похожим приговором. Дверь захлопнулась и мобиль тронулся.
Если бы приговор Пантору вынесли на полчаса позже… Если бы немного замешкались с оформлением документов и опоздали к отправке фургона… Все могло пойти совсем иначе. Но каким-то странным образом все решалось в последние минуты.
Система работала привычно. Даже при том, что ее ключевой блок, приводящий в движение всю государственную махину, сейчас пытались разрушить. Уже разрушали.
Но ничего такого юный маг не знал, потому и не жалел ни о чем. Трясся уже привычно вместе с невеселыми мыслями в фургоне. Трястись пришлось недолго. Вскоре мобиль остановился, заскрежетал ключ в замке и в дверях появились конвоиры. Мобиль стоял на задворках Веролльского вокзала. Пантора и еще пятерых вытащили из фургона и погнали какими-то внутренними закаулками на крохотную, свободную от пассажиров платформу. Там поджидали люди в форме железнодорожников, но вооруженные магически модифицированными пистолями. Возле платформы стоял поезд с парой глухих вагонов. Двери одного были распахнуты. Внутри виднелись нары.
Один из конвойных подошел к железнодорожнику и протянул какие-то бумаги. Тот принял нехотя.
— Сколько?
— Шесть.
Железнодорожник сверился с бумагами, коротко кивнул и махнул рукой:
— Заводи.
Конвоиры не отличались вежливостью. Пихали грубо, словно получая от этого изощренное удовольствие.
Пантор не сопротивлялся, напротив, послушно и без понукания направился в вагон, когда до него дошла очередь. Но это не помешало получить по ребрам.
Вскоре все шестеро узников сидели в фургоне. Он ждал, что к ним подсадят конвоира, но этого не произошло. Железнодорожник принялся отщелкивать стопоры, удерживающие дверь в распахнутом состоянии.
— А чего у вас там в центре творится? — спросил он, закрывая одну створку.
— А чего? — поинтересовался конвоир.
— Да говорят, у вас там стрельба какая-то чуть ли не сутра.
— Говорят, что кур доят, — сердито огрызнулся конвоир, но было ясно, что он что-то знает и что в центре столицы что-то на самом деле происходит.
— Ну, не выкручивайся, говори, чего знаешь, — подстегнул железнодорожник.
Конвоир открыл было рот, и Пантор навострил уши, но в этот момент вторая створка закрылась и в вагоне наступила темнота, показавшаяся в первый момент чуть ли непроглядной. Загрохотал засов, заглушая и без того неслышный разговор. Потом все стихло.
— Эй, — позвал в темноту Пантор. — Братцы, а кто-нибудь знает, о чем это они?
12
К вечеру в бывшем здании Консорциума стало тихо. Не хлопало, не стреляло. Не носились оголтелые толпы разъяренных магов, не отстреливались уступающие этаж за этажом приставы и охрана. Не хлопали двери, не топали убегающие в ужасе чиновники. Комнаты и кабинеты опустели, как под конец обычного рабочего дня. Кто-то был отпущен, кто-то убит на месте без суда. В отношении прежнего правительства Ионея была безжалостна. Впрочем, сейчас о дневном безумии напоминал разве что общий беспорядок. Выбитые окна на нижних этажах, да черные пятна гари на белоснежных мраморных стенах.
Лана, все еще перепуганная, сидела тихо, как мышь в углу огромной залы, расположившейся под самым шпилем величественного здания. Ионея обошла почти все помещения верхних этажей и, в конечном итоге, сообщила, что отныне самая высокая комната в самом высоком здании — ее кабинет. Пока Магесса улаживала другие вопросы, от кровавости которых Лану бросало в дрожь, зал под шпилем убрали и привели в порядок. Так что по возвращении к себе в кабинет новая правительница ОТК осталась довольна.
Недоволен был, пожалуй, только Бруно. Старик семенил за магессой и, когда они вошли в кабинет, бормотал ворчливо:
— … вы обещали свободу.
— Значит, надо выполнять обещание, — госпожа говорила так, словно не было за плечами безумного дня.
Даже подмигнула бодро Лане, что с ней случалось крайне редко. Она была довольна. И это жизнерадостное настроение, в соотношении с пролитой сегодня кровью, еще больше пугало Лану. Ионея прошла к столу, села, взяла гербовую бумагу и принялась писать. Бруно смотрел на магессу выжидательно. Та не обращала на него уже никакого внимания.
— Будет вам свобода, — говорила она, продолжая писать. — Всех арестованных магов из-под стражи выпустить.
Сердце Ланы застучало от радости. Значит, его выпустят. Лишь бы только не было поздно. Страх перед госпожой мгновенно ушел. Захотелось броситься к ней и расцеловать, но она сдержалась и ничем не показала радости.
Лицо старика тронул прищур. Маг улыбался, он тоже, кажется, был доволен.
Ионея писала, не заметив, как в дверях появились двое молодых магов с белобрысым мужчиной.
— Всех государственных служащих, оказавших нам сопротивление — на острова, — продолжала комментировать Ионея.
— Как? — пискнула Лана, чувствуя, как от решительности госпожи в вынесении приговоров у нее снова холодеет в груди.
— В назидание, — миролюбиво пояснила Ионея, глядя на ученицу. — Чтоб прочим неповадно было.
— Зачем?
— Чтобы другие прониклись и не думали нам перечить.
Ионея поглядела на старого мага с улыбкой, словно мать на несмышленого ребенка. Когда начала говорить, голос тоже звучал как у матери, объясняющей несмышленышу прописные истины. Рука магессы взметнулась, ставя в конце листа витееватый росчерк.
— Вот первый указ нового правительства, дорогой мой Бруно. Позже я сделаю несколько необходимых назначений. Прочее останется пока без изменений, но для понимания ситуации, чтобы лучше работалось… Вот еще.
Она снова наклонилось к листу и вписала что-то.
— Всех родственников госслужащих, оказавших сопротивление, взять под стражу и сослать на острова, — пояснила, ставя точку.