— Все это ерунда, — пробухтел Орландо. — Нет никакой беды. Есть черта. До нее ты живой, за ней ты мертвый. Потом еще одна черта. До нее ты мертвый, за ней…
Он сбился. Старик смотрел на мертвяка с прищуром.
— Что за ней? Ты снова живой?
Орландо вздрогнул, словно его неожиданно ударили по лицу. Хотя пощечина не вызвала бы у мертвяка такой реакции.
— Нет, — заговорил он зло и быстро. — Не живой. Сердце не бьется. Тело медленно гниет. Я ничего не чувствую.
— Сейчас ты чувствуешь обиду, — заметил старый маг.
— Я не чувствую, как дует ветер. Не чувствую солнечного тепла. Не чувствую капель дождя на коже. Мне недоступен вкус еды. Я даже не чувствую запаха этой похлебки.
— Знавал я мертвяков, которые чувствовали запахи. А уж скольких живых знавал, которые чувствовали вкус еды, но не чувствовали вкуса жизни, — усмехнулся Тюссон. — Ты застрял у своей черты и тоскуешь о том, чего не стало, вместо того чтобы ценить то, что осталось.
— Ты ничего об этом не знаешь, старик.
Орландо резко развернулся и вышел.
Старый маг посмотрел на захлопнувшуюся за мертвяком дверь с хитрым прищуром. Вздохнул.
— Он прав.
— Что? — не понял Пантор.
— Он прав: я старик. Я прожил очень долгую жизнь, и мне осталось очень мало. Поэтому он не прав: я знаю об этом больше него. Бедная заблудшая душа. А ты молодец, что не бросаешь его. Не бросай. Есть люди, которым нужно внимание, что очень мало и вместе с тем очень много.
— Он ведь не человек.
Тюссон поглядел на молодого мага с осуждением.
— Плохо сказал. Мне казалось, ты понимаешь, а ты не понял. Судить об окружающих должно только по делам. Не слушай, что тебе говорят, слова — ложь. Не смотри на внешность, она обманчива. Не копайся в родословной, не гляди на кровь, не обращай внимания на убеждения. Все это тлен. Важен только поступок.
Пантор отставил миску и поднялся.
— Спасибо.
— Ступай, — кивнул старик. — И не бросай его. Ты ему нужен больше, чем он тебе.
Молодой маг легко опустил голову в полупоклоне и вышел.
Снаружи было свежо. Пахло хвоей, прелыми листьями и грибами. Лес выглядел приветливо, если не считать мрачного Орландо.
— Ну, чо тебе еще этот старый хорек наговорил? — грубовато поинтересовался мертвяк.
— Мне кажется, ты ему понравился, — уклончиво ответил Пантор.
— А он мне — нет. Идем отсюда.
И мертвяк пошел прочь от гостеприимной сторожки. Не то обиделся, не то задумался о чем-то. Так или иначе, до вечера они больше не разговаривали.
8
Жорж Деранс стоял на верхней палубе и устало наблюдал, как ссаживают на берег ссыльных. Процедура была отлаженной, но очень уж неспешной и заунывной. С такой тщательностью пропускали журналистов в здание Консорциума, когда правительство решало устроить пресс-конференцию.
Чего они тянут? Нет, чтобы прогнать всех толпой. Много чести возиться с каждым.
Капитан обернулся и стремительным точным движением, достойным кобры, схватил за рукав пробегающего мимо матроса. Тот оторопел от неожиданности, но быстро пришел в себя.
— Чем-то могу помочь?
— Слушай, долго еще это будет продолжаться?
— Что? — не понял матрос.
Деранс кивнул на сходни.
— Мне нужно на берег.
— Здесь редко сходит кто-то, кроме заключенных, господин капитан. И редко кто-то поднимается. А для заключенных есть стандартная процедура. Пока не очистят нижние палубы и не выпустят ссыльных, никто не спустится. Таковы правила, господин капитан. Наберитесь терпения.
— И долго ждать?
— За час управятся.
Деранс кивнул моряку, отпустил руку и набрался терпения. Ждать капитан не привык, потому следующий час превратился для него в вечность. И не сказать, что эта вечность была самой приятной в его жизни.
На берег он сошел злой, как попавший в клетку хищник. Глаза сверкали ненавистью ко всему, что его окружало, лицо стало жестким, черты воинственно заострились. Разве что не рычал и хвостом не бил.
Порт встретил капитана недружелюбно. Здесь было грязно, мрачно и уныло. Громоздились невысокие серые здания, похожие друг на друга в своей заплеванности и неприглядности. На узких проулках между ними, кажется, не убирали вовсе, а если и убирали, то раз в год по обещанию кое-как.
Люди, работающие здесь, тоже были под стать окружающему пейзажу. Хмурые, злые, грязные, одетые в обноски. Большинство из них были мертвяками, а случающиеся живые внешне не сильно отличались от мертвых. Лица небритые, глаза пустые. Правда, один грузчик поглядел на него с чувством. И в этом взгляде было столько ненависти, что Деранс поежился.
Обстановочка в городе не вызывала радости. Во всяком случае, в той части порта, где содержали каторжан, было так.
Капитан ссутулился, ускорил шаг. Очень хотелось побыстрее уйти отсюда. Узнать Жоржа здесь вряд ли кто-то мог. Он редко сам лично общался с заключенными, но большинство тех, кто тут корячился, прошли через его ведомство. И Дерансу казалось, что на него смотрят недобро из-за каждого угла.
Так, ежась и сутулясь, он добрался до здания администрации приемника Лупа-нопа.
Начальник приемника оказался хмурым мужиком в возрасте. Его серое лицо напоминало лица тех, кого он принимал и рассортировывал, с той лишь разницей, что подопечные его были грязны и небриты. Деранс представил себе начальника с недельной щетиной и в обносках, нахмурился.
Когда в руководстве сидит то же самое, что тягает ящики в порту, хорошего не жди.
— Чего надо? — пробухтел начальник.
Голос у него был низкий, с придыханием.
— Вы не очень любезны, — фыркнул Деранс, — впрочем, откуда взяться манерам в вашей дыре. Меня зовут Жорж Деранс, вот документы.
Капитан протянул удостоверение, отодвинул кресло и, не дожидаясь приглашения, сел. Принялся оглядывать небогатую обстановку комнаты: большой стол, кресла. Несколько шкафов, за стеклами одного из которых высились бутылки и стаканы. На стене, над креслом начальника, что стояло во главе стола, висел привычный портрет. Непривычно было то, что на нем был сам начальник. Впрочем, привычные портреты с изображением Ионеи, нескольких бывших шишек из Консорциума и, кажется, каких-то местных шишек стояли тут же рядком, прислоненные к стене.
Начальник изучил документ, вернул его хозяину, проследил за прикованным к ряду портретов взглядом, хмыкнул.
— Вам не нравятся эти картинки?
— Меня смущает отведенное им место.
— У нас здесь, знаете ли, не очень разбираются в том, что происходит на Большой Земле. У вас там каждый день кого-то нового вешают. Кого на стену, кого по решению суда.
