– Понятно, – сказал таксист и после небольшой паузы заметил с некоторой тревогой: – Вы только сгоряча не убегите сразу, а то случается, когда клиент спешит, так и расплатиться иногда забывает.
– Не волнуйся, – сердито ответил Вишняков. – Не убегу. Мне главное знать, где он причалит. Да и номер машины не помешало бы узнать.
– Это надо поближе подъехать, – покачал головой таксист. – Может догадаться.
– Ничего он не догадается, – самоуверенно заявил Вишняков. – Ему и в голову не придет.
Таксист на это ничего не сказал, но начал маневрировать, и на одном из перекрестков они остановились уже прямо за серой «девяткой», так что Вишняков без труда смог прочитать ее номер. Ему даже пришла в голову мысль позвонить снова в милицию и сообщить этот номер дежурному, но потом он подумал, что слишком суетится, и постеснялся звонить.
Между тем они уже не менее получаса мотались по московским улицам за серой «девяткой», и конца их путешествию, казалось, не будет вовсе. Это начинало Вишнякова озадачивать. Первоначально он полагал, что фотограф поедет в центр, в редакцию какой-нибудь газеты, потом решил, что газета отменяется, так как рабочий день окончен, и он едет домой. Но вместо этого фотограф принялся кататься по городу, переезжая из одного района в другой безо всякой видимой цели. Он нигде не останавливался, кроме как на перекрестках, когда на светофоре загорался красный. Вишняков не мог понять, что происходит. Таксист оказался проницательнее. В какой-то момент он неодобрительно покосился на своего пассажира и буркнул:
– Ну и долго мы еще будем кататься? Ясно ведь, он нас засек. У вас что, бабок немерено?
– Да будут тебе бабки! – с раздражением ответил Вишняков. – Мне надо знать, где этот гад живет, понятно?
– Так ведь смеркается уже, – резонно заметил таксист. – А если он всю ночь будет кататься? У меня аж голова кружится! Ты решай что-нибудь. Еще десять минут, и я встал, понятно?
По тому, как решительно заговорил водитель и как внезапно перешел на пренебрежительное «ты», Вишняков понял, что свою угрозу тот исполнит. Земляки-таксисты – народ капризный.
– Ладно, потерпи еще немного! – попросил Вишняков. – Вроде он напрямую поехал. Может, сейчас остановится.
Выехав на Алтуфьевское шоссе, серая «девятка» действительно прибавила газу и покатила, никуда не сворачивая, в направлении Кольцевой. Таксист больше ничего не говорил, но по его мрачному лицу было видно, что терпение у него вот-вот кончится.
К счастью, вскоре произошли долгожданные перемены. То ли фотографу надоели бесконечные гонки, то ли он все-таки приехал туда, куда ему было нужно, но он вдруг сбросил скорость, свернул с шоссе и остановил машину у гаражей, располагавшихся на небольшом пустыре. В жилых кварталах уже зажигались окна. Небо над пустырем было густо-синего цвета. Фотограф открыл дверцу и вышел.
– Так, я пошел! – заторопился Вишняков, доставая из кармана бумажник. – Сколько с меня сдерешь, шеф? Ты евро принимаешь?
– Евро так евро, – мрачно сказал таксист. – С тебя, как с европейца, шестьсот возьму.
– Ты охренел, что ли? – выпучил глаза Вишняков. – Имей совесть!
– А я откуда знаю, может, ты киллер наемный? – нахально сказал таксист. – Или наркоделец? Я, может, из-за тебя жизнью рисковал и репутацией? Гони бабки, пижон, а то разговор другой будет!
– Ну ты шакал! – с отвращением сказал Вишняков. – Ладно, подавись! Времени у меня нет, а то бы я с тобой тоже по-другому разговаривал!
Он швырнул водителю деньги, и тот немедленно прибрал их в потайной карман.
– Всего хорошего, господин сыщик! – насмешливо бросил он вслед выходящему из машины Вишнякову. – Берегите себя!
Он тут же развернулся и, сверкая огнями, умчался. Вишняков плюнул от злости и огляделся. Несмотря на близость жилых кварталов, пустырь с несколькими рядами гаражей производил довольно зловещее впечатление. Здесь было темно и пустынно. За глухими каменными коробками топорщились черные пятна густого кустарника. Кое-где над гаражами светились одинокие фонари, ослеплявшие своим назойливым, лезущим в глаза светом. Серая «девятка» стояла на прежнем месте, но хозяина ее нигде не было.
«Вот положение! – подумал Вишняков. – И какого хрена я сюда забрался? Шестьсот евро! Нехило погулял! Команда небось уже в аэропорт катит. Тренер из штанов, наверное, выпрыгивает. Штраф теперь наложат, а то и еще что-нибудь похуже».
Ему и самому затея со слежкой уже представлялась абсолютным идиотизмом. Он не понимал, что на него нашло. Должно быть, культурная европейская жизнь подействовала на него расслабляюще, и после столкновения с неласковой родиной у него случился нервный срыв. Сейчас Вишняков чувствовал себя опустошенным и уставшим. Ко всему прочему начинало давать о себе знать недовольство тем, как он сегодня играл на поле. С такой игрой ему надолго обеспечена скамейка запасных, а уж о продлении контракта и думать нечего. Как он правильно сделал полтора года назад, когда спрятал свои амбиции подальше и все внимание сосредоточил на карьере! И какую глупость он сморозил сегодня! А виноваты только менты, которые своим нахрапом и бесцеремонностью выбили его из привычной колеи, разворошили воспоминания, заставили еще раз пережить былое унижение и направили все его мысли в единственное русло – отомстить. В результате он стоит в незнакомом районе, совершенно один, до гостиницы добираться не меньше часа, а что будет, когда он вернется в Шотландию, даже не хочется и думать. И опера, которые вчера готовы были из штанов выпрыгнуть ради того, чтобы узнать, в кого он плюнул полтора года назад, сегодня про него начисто забыли. Нет, положение исключительно идиотское!
Вишняков даже растерялся, когда подумал, что будет, если он сейчас вдруг встретится наконец со своим старым обидчиком. Ну, даст в морду. Стоит ли такое удовольствие шестисот евро – вот вопрос.
Как бы то ни было, но что-то нужно было решать. Вишняков забросил сумку на плечо и неуверенно подошел к серой «девятке», потрогал зачем-то пальцем зеркало возле передней дверцы. Машина как машина – не слишком хозяин о ней, видно, заботится. Кресла вытертые, на переднем стекле небольшая трещина. Не слишком много, должно быть, платят за репортажи с зеленого поля. Интересно, почему этот гад сменил денежную профессию судьи на шебутную долю газетчика? Хотя судьям тоже приходится нелегко – об этом Вишняков был наслышан. Давление на них оказывается серьезное, и его плевок на поле по сравнению с этим давлением – просто детские игрушки. Вообще странно, что тогда ему за эту почти невинную шалость разбили рожу. Опер-то в правильном направлении мыслит – не зря он спросил про Лукошкина. Может, у судей договоренность какая имеется – прессовать тех, кто их на поле обидел? Да нет, чушь какая-то – ничего подобного Вишняков до сих пор не слышал. Судей избивали, это было, а вот чтобы судьи…
Задумавшись, он и не заметил, как к нему сзади неслышно подошел человек, и опомнился только тогда, когда в ребра ему вонзилось что-то жесткое и холодное.
