Когда он свернул с основной дороги, ему навстречу выехал темно-вишневый «Ситроен», за рулем которого сидела Галина. Виктор посигналил и съехал на обочину. То же самое сделала и она.
– Здравствуй, Галенька! Как же я соскучился! – садясь в «Ситроен», произнес Михайловский и потянулся, чтобы поцеловать Галину.
– Не спешите, – остановила она его. – С какой стати такая фамильярность?
– Ну, кисуль. Ну, прости. Дурак, – твердил Михайловский, покрывая поцелуями руки Галины. – Замотался. Прости дурака. Ты же понимаешь, поездки, соревнования…
– Где уж нам, простым людям, понять вашу бурную, звездную жизнь. – Галина была уверена, что он знаменитый профессиональный гонщик, находящийся на пике славы. Михайловский умел убеждать женщин. Она язвительно продолжила: – Я вижу, у тебя машина опять новая. Неужели предыдущая за два месяца надоела? Она же тебе так нравилась.
– Надоела, Галенька. Эту я два дня назад купил. Специально к тебе ехал, думал, отпразднуем, как в прошлый раз. – Михайловский резко обнял ее и поцеловал.
– Прекрати! – Галя отпихнула его. – Что ж ты, Витенька, со мной как с подстилкой обращаешься! Попользовался, как шлюшкой дешевой, и исчез на два месяца! Даже не позвонил ни разу. Теперь на новой машине приехал. Ты что ж думаешь, я тут же к тебе в постель прыгну? – Она говорила очень быстро, захлебываясь от обиды, и была готова разрыдаться в любую секунду. – Дура я, что тогда переспала с тобой! Думала, дождалась бабьего счастья, а оказалось, на дешевку купилась, обещаньям поверила…
– Права ты во всем, Галя. Прости, – опустив голову и положив ладонь на лоб, произнес Михайловский дрожащим голосом.
Он медленно открыл дверцу машины, чтобы выйти, но потом резко захлопнул ее, схватил Галину за плечи и, глядя ей в глаза, начал страстно проговаривать каждое слово:
– Да как же ты не поймешь, дура! Зацепила ты меня! Давно со мной такого не было! Да ни с кем у меня такого не было! Испугался я, понимаешь? Себя испугался! – Михайловский отпустил Галину, отвернулся к окошку и более спокойно, с грустной иронией продолжил: – Я даже, дурак, один раз к этому перекрестку подъезжал. Приехал, постоял, покурил и развернул машину. Чего, думаю, я припрусь? Зачем я ей сдался? Она, наверное, уже меня и не попомнит. А машину купил, вообще с ума сошел. Не спал… Та ночь с тобой из головы не выходила. Сегодня к утру не выдержал. Поеду, думаю, наудачу, проверю… Вот и проверил!..
Михайловский резко открыл дверцу, но Галина кинулась ему на шею и уже сама начала осыпать его поцелуями.
С женщинами Михайловский всегда использовал этот трюк, и всегда он срабатывал на сто процентов, независимо от возраста женщины, ее ума или социального положения. Осознание и признание собственной вины, медленный уход навсегда, затем резкое возвращение, пара фраз о неземной любви, и вот она прыгает на шею, целует и сама готова просить прощения.
От страстных поцелуев Галины Виктора отвлек телефонный звонок.
– Да я слушаю! – прокричал он в трубку, не посмотрев на номер.
– Ты что же, падла, второй день трубу не берешь? – услышал он голос Скулатого. – Ты что, специально прячешься, чтобы мне нервы помотать?
Михайловский отстранил Галину и вышел из машины.
– Да что ты, Скулатый. У меня просто телефон глючит… Не прячусь я.
– Ты нюх совсем потерял! Ты чего творишь, козел? Сроки все по долгу давно прошли! Ты чего, шутки с Кулоном шутить задумал? Так я тебе, гнида, враз рога поотшибаю!
– Ты что, Скулатый? Какие шутки? Не горячись! Я все отдам! Сегодня Ткаченко гонки устраивает… Я деньги получу, плюс он мне еще за две гонки должен! Я рассчитаюсь, я все отдам!..
– Все отдашь и еще добавишь. Ты чего, не понял, урод? На тебя счетчик уже два дня включен. Трубку надо брать вовремя, чмо! Завтра в одиннадцать утра сам все привезешь. Проценты не забудь. Это был последний базар.
– Я понял, Скулатый! Я все привезу! – прокричал Михайловский в трубку, хотя уже слышал короткие гудки.
Он отключил телефон. Виктор прекрасно понимал, что не сможет завтра рассчитаться с Кулоном. Он обманул Скулатого. Ткаченко ничего ему не был должен. Скорее наоборот. Даже если он выиграет сегодняшнюю гонку и добавит деньги, которые ему заплатит Джелкумян за перегон машины, этого не хватит, чтобы покрыть и половину долга Кулону. Вновь перед глазами Михайловского промелькнули довольные лица тех, с кем он встречался за эти два дня, но теперь к ним еще прибавились зажравшиеся и благополучные физиономии Скулатого, Кулона и мифического вора в законе Рябыкина, которого он никогда не видел, но был уверен, что у него-то точно жизнь удалась. Михайловский был опустошен. У него даже не было сил, чтобы ненавидеть этих людей. Он подумал, что хорошо бы было сесть в чертов «Кадиллак» и на полном ходу врезаться в стену, чтоб мозги разлетелись. Решить все проблемы одним махом. Или продать его, купить билет, на какие-нибудь острова свалить. На билет точно хватило бы. Он усмехнулся собственным мыслям. И тут, как показалось Михайловскому, его осенила безумная, но гениальная идея. Он подумал, что сам, в обход Джелкумяна, может запросто напрямую выйти на Рябыкина и продать ему «Кадиллак». Этих денег ему хватит, чтобы расплатиться с Кулоном. Еще и прилично останется… А с Джелкумяном потом что-нибудь придумается. Он кинулся к «Ситроену».
– Ну, поехали праздновать, – глядя в маленькое зеркальце и поправляя макияж, предложила Галина севшему в машину Михайловскому.
– Галенька, у меня шикарный план! Сегодня вечером у меня гонки, поэтому давай после них отпразднуем все сразу. И покупку машины, и нашу встречу, и мою победу, которую я, кстати, посвящаю тебе, потому что я убежден, что сегодня выиграю! – выпалил Михайловский на одном дыхании и поцеловал Галину в щеку.
– Понятно, – иронично произнесла она.
– Неужели ты думаешь, что я тебя обману? Ты думаешь, что я не приеду? – возмутился Михайловский. – Ну, ладно, если ты мне не доверяешь… В любом случае мне сейчас некогда. Бывай…
Не обращая внимания на ее растерянный вид, Виктор выбрался из «Ситроена», пересел в «Кадиллак» и, лихо развернувшись, покатил прочь.
В Москве он припарковался на проспекте Мира. В этом районе Бавырин в студенческие годы жил с родителями. У них в квартире часто собирались однокурсники Алексея, несколько раз бывал и Михайловский. Он очень быстро нашел дом. На двери в подъезд стоял код, но Михайловскому повезло. Из подъезда выходила старушка с собачкой на поводке. Он быстро проскользнул внутрь, взбежал на пятый этаж и нажал кнопку звонка квартиры Бавыриных. Конечно, Михайловский прекрасно понимал, что Бавырин вряд ли живет с родителями, да и они за пятнадцать лет могли сто раз отсюда съехать, в конце концов, дома просто могло никого не оказаться, но он чувствовал, что удача сегодня на его стороне.
Через несколько минут за дверью послышалось шарканье, и женский голос спросил:
– Кто там?
