— Что? — выдохнула Даша.
— А там были спрятаны четыре небольших рисунка.
— Рисунки?
— Да. И больше ничего. Мать была в ярости и хотела эти
рисунки порвать, но дядя наш был тертый калач и посоветовал сестре припрятать
рисунки, а потом показать какому-нибудь специалисту. Мать послушалась, нашла
какого-то старичка-художника и показала ему рисунки. И выяснилось, что это
рисунки испанского художника Гойи! Знаешь. такого?
— — Еще бы! — воскликнула Даша.
— Ну, так вот, этот старичок сказал ей, что рисункам
этим нет цены. Мать стала думать, как бы ей их повыгоднее продать, но… тут
арестовали отца и мы из Братушева перебрались в Москву. Надо было начинать
новую жизнь, бедную, трудовую. Я сразу пошла на медсестру учиться, а мама
исхитрилась продать рисунки одному дипломату за бешеные деньги. Вот тогда-то
Ларка и решила пойти на искусствоведческий, чтобы разбираться в картинах и
рисунках. И начали они с матерью промышлять картинами…— Как?
— Очень просто! Знакомились со старушками, если у тех
были картины достаточно ценные, обманом эти картины выманивали и продавали за
большие деньги, оставляя старушкам какие-то крохи.
— И вы об этом знали?
— Поначалу нет, потом стала догадываться. И поспешила
замуж выйти, уйти от них, хотя они к тому времени уже большую квартиру купили в
кооперативе…
— Маргарита Валерьяновна, а вы не помните фамилию того
дипломата?
— Фамилию? Кажется, Борченко. Да, точно! Он еще в шестидесятые
годы остался в Америке. Так что рисунки те давным-давно на Западе! Ты
разочарована, Рита?
— Есть немножко, — улыбнулась Даша.
— Ты, небось, думала, там сундук с драгоценными камнями
был?
— Ну не то чтобы… А вообще-то да!
— Ничего, зато теперь твой парнишка будет знать, что
предок его был по-настоящему интеллигентный человек, а не какой-нибудь граф
Монте-Кристо! И он может им гордиться!
— Вы думаете?
— Конечно!
Маргарита Валерьяновна закрыла глаза. — Посиди еще
немножко! Я чуток отдохну!
Даша тихо сидела возле Маргариты Валерьяновны. Интересно,
думала она, что скажет Стас, когда она выложит ему все?
— Скажи мне, — вдруг тихо проговорила Маргарита
Валерьяновна, — как тебя по— настоящему зовут?
— Ри… Даша. Даша Лаврецкая! — призналась Даша.
— А зачем ты выдумала все это?
— Простите меня!
— Да уж простила, только скажи, зачем?
— Понимаете, мы же вас искали, и вдруг такая встреча!
Мне надо было чем-то заинтересовать вас… И вдруг, совершенно неожиданно пришла
в голову такая дурацкая мысль… Мне очень стыдно… честное слово! Маргарита
Валерьяновна, вы не думайте, что я только из-за клада… Нет, я хочу с вами
дружить и все равно буду к вам приезжать, с вами хорошо, интересно, вы добрая…
— всхлипывала Даша.
— Вот еще, развела в доме сырость! — улыбнулась
Маргарита Валерьяновна. — А ты хитрюга, оказывается!
— Если б вы знали, как мне трудно было вам врать…
— Значит, ты Даша… Отличное имя! В юности моя любимая
героиня была Даша из «Хождения по мукам» … Скажи, Даша, ты правду говорила про
мою сестру?
— Чистую правду!
— Значит, Ларочка тоже сошла с ума, как мама… Вот
ужас-то! Нет, как подумаю об этом, сердце схватывает и давление повышается!
— А вы не думайте! — посоветовала Даша. —
Выпейте какую-нибудь успокаивающую таблетку и не думайте! А еще лучше — просто
забудьте все, что я вам сказала. В конце концов, это действительно может быть
ошибкой!
— В том-то и беда, что нет! Это закономерный конец ее
жизни. Бог уже наказал ее тяжелой болезнью горла, а еще и разума лишил… Увы,
все закономерно… Знаешь, Дашенька, тебе пора идти, а то поздно будет…
— Но как же вы? — сочувственно спросила Даша.
— А что я? Полежу себе на диване, потом телевизор
посмотрю да и завалюсь в кровать. Какие у старухи дела?
— Вы не старуха!
— А кто же? — засмеялась Маргарита
Валерьяновна. — Мне уже седьмой десяток, конечно, старуха! Просто, когда
давление в норме, я еще довольно бодрая старуха. Иди, иди, деточка!
— Вы, правда, меня простили? — тихо спросила Даша.
— Правда, Даша, правда. Грех твой невелик, хотела другу
помочь и немножко заигралась. Отпускаю тебе этот грех, иди с миром!
— Вы не думайте, я еще буду к вам приходить!
— Вот и чудесно! Я к тебе уже немножко привязалась.
— И я к вам!
Глава 18. Нервная горячка
Виктоше было жарко, она то и дело сбрасывала с себя одеяло,
папа поправлял, а мама клала ей на лоб холодные компрессы.
— Анюточка, может, дать ей все-таки
аспирин-упса? — испуганно спрашивал время от времени Константин
Михайлович? — Смотри, у нее тридцать девять и шесть!
— Костя, мы же не знаем, что с ней! Никаких признаков
простуды нет!
— Может, тогда «Скорую» вызвать?
— Да? Приедет какой-нибудь студентик, вколет ей грязным
шприцом какую-нибудь гадость! Ни за что!
— Но так же нельзя, девочка вся горит!
— Костя! Я вспомнила! У нас на первом этаже живет
старый доктор, он давно на пенсии, попробуй сходи за ним! Он, говорят,
прекрасный терапевт!
— В какой он квартире?
— В третьей!
— А ему ты поверишь?
— Уж скорее ему, чем какому-то мальчишке!
— Иду!
Константин Михайлович бросился к лифту и вскоре вернулся с
симпатичным старичком. Раньше так в старых фильмах изображали интеллигентных
врачей. Невысокий, с бородкой клинышком и пышными усами, он был ужасно уютный и
сразу внушал доверие.
— Ну, что тут у нас? Жар? Сколько? Тридцать девять и
шесть? Позвольте мне сперва вымыть руки, а уж потом осмотреть больную, я,
знаете ли, врач старой закалки!
— Прошу вас, Тимофей Петрович, вот сюда!
Доктор вымыл руки и вернулся в комнату. Затем он тщательно
осмотрел Виктошу.
— Ну что, доктор? — настороженно спросила Анна
Борисовна.
— Знаете ли, друзья мои, я уже старый человек, много
видел больных и болезней, и сразу скажу вам: у вашей девочки то, что раньше
называлось нервной горячкой.
— Что? — не поверила своим ушам Анна
Борисовна. — Но для того, чтобы заболеть нервной горячкой, надо пережить
какой-то нервный стресс. Я не права?
— Правы, голубушка, несомненно, правы. Ваша девочка
пережила стресс, я бы, правда, предпочел назвать это нервным потрясением.
Почему мы так падки на иностранные слова?
