Однако когда через пять минут они оба вернулись в комнату, Гуров был поражен почти волшебным преображением хозяина квартиры. Биклемишев был мокрый до пояса, растерянный и жалкий, но от его опьянения не осталось почти и следа. Взгляд его приобрел ясность и осмысленность, и теперь он уже безо всякого сомнения узнал Гурова. Нельзя сказать, чтобы это его обрадовало. Гурову даже показалось, что Валерий Аркадьевич изрядно напуган.
– В принципе, мы уже пришли в норму, – по-свойски сообщил Крячко. – Все-таки доза алкоголя в крови небольшая. Здесь просто особенность нервной системы. А ее мы встряхнули неплохо.
Несмотря на некоторую абсурдность ситуации, Гуров с самым серьезным видом поздоровался и принес извинения за доставленные Биклемишеву неприятности.
– Наверное, мы несколько перешли границы допустимого, – сказал он. – Но этого требуют обстоятельства, Валерий Аркадьевич. Нам срочно нужно поговорить, а вы в некотором смысле оказались совершенно некоммуникабельны. Ради вашего же блага пришлось применить, гм, меры экстремального характера. Прошу вас, не обижайтесь.
Биклемишев тяжелым взглядом посмотрел на Гурова, потом на свою насквозь промокшую рубашку и хриплым голосом сказал:
– Наверное, мне нужно переодеться? Я начинаю замерзать.
– Разумеется, – кивнул Гуров. – Полковник вам поможет.
Слишком доверяться Биклемишеву он не хотел, мало ли что тот мог выкинуть, оставшись в одиночестве. Поэтому Крячко сопровождал Валерия Аркадьевича, как нянька, пока тот не привел себя в порядок.
Наконец они смогли сесть и спокойно поговорить. И первым подал голос Биклемишев.
– Что-нибудь случилось? – Голос его дрожал, и в нем слышалась неприкрытая тревога.
– А должно было случиться? – поинтересовался Гуров. – Я в том смысле, что вы будто ждали какой-то беды, Валерий Аркадьевич. И не только ждали, но даже и искали ее.
Гуров выразительно посмотрел на ноги Биклемишева, хотя тот уже сменил обувь, и брюки на нем тоже были другие.
Биклемишев сделал вид, что не понял намека, однако Крячко тут же растолковал ему все безо всяких дипломатических реверансов.
– Похоже, вы с утра где-то шлялись, Валерий Аркадьевич? – полуутвердительно заметил он. – Занимались оздоровительным бегом?
Биклемишев весь напрягся и резко побледнел.
– С чего вы взяли? – пробормотал он. – Я весь день был дома.
– Водку пьянствовали? – уточнил Крячко. – А ведь вы человек непьющий, Валерий Аркадьевич! В этом плане меня не проведешь. С чего же это вдруг вы решили сегодня нарезаться?
– Вы чем-то расстроены? – тут же добавил Гуров.
Биклемишев молча смотрел затравленным взглядом то на него, то на Крячко, крепко вцепившись в сиденье стула, словно боялся с него свалиться. Он ничего не говорил, и поэтому Гуров задал следующий вопрос:
– Где ваша жена, Валерий Аркадьевич?
И вдруг Биклемишева словно прорвало. Он вскинул руки, уткнул лицо в ладони и протяжно навзрыд зарыдал. Это было так неожиданно, что Гуров и Крячко на секунду остолбенели.
– Что такое? С ней что-то случилось? – Гуров подскочил к Биклемишеву и встряхнул его за плечи. – Прекратите рыдать! Вы же мужчина!
Биклемишев с неожиданной силой оттолкнул его, вскочил и принялся бегать по комнате с криками:
– Я погубил ее! Тая мертва! Он наверняка убил ее! Как мне жить дальше?! Арестуйте меня, расстреляйте! Я заслужил это!
Гуров и Крячко переглянулись. Столь бурное и откровенное признание явилось для них полной неожиданностью. Вдвоем они все-таки сумели усадить Биклемишева на место и кое-как успокоить его.
– Не горячитесь, Валерий Аркадьевич! – призвал его Гуров. – Расстрелять вас мы всегда успеем, извините за такую мрачноватую шутку. Вы сейчас не в себе, а потому вряд ли способны оценивать ситуацию адекватно. Лучше расскажите нам все подробно, а мы уже на свежую голову решим, как лучше поступить. И не тяните, потому что теперь вам уже нельзя сказать, будто все это розыгрыш. Тем более что мы и сами кое-что знаем. Ведь ваша жена все это время была в Москве, верно?
– Да, она была здесь! – всхлипнув, подтвердил Биклемишев. – Я не должен ничего этого рассказывать, но теперь, когда он до нее добрался и Таи, скорее всего, нет в живых…
И Биклемишев немного путано рассказал обо всем, что случилось с ним и его женой после смерти тестя. Опустил он единственную деталь – вернее, постарался как можно больше затушевать ее, – о возможных покупателях бумаг Звонарева. В его изложении они были не более чем какие-то смутные тени на далеком горизонте.
Выслушав эту необыкновенную историю, Гуров размышлял совсем недолго.
– Думать нечего, – заключил он. – Мы немедленно едем на квартиру, где скрывалась ваша жена. Придется нарушить установленный законом порядок, но что же поделаешь? У нас еще остается надежда, что мы застанем Таисию Федоровну живой и здоровой.
Глава 16
О том, где она находится, Таисия Федоровна не имела ни малейшего представления. С того самого момента, как она получила сокрушительный удар в лицо, и до того момента, как впервые после этого пришла в себя и смогла более-менее ориентироваться в окружающей ее обстановке, Таисия Федоровна абсолютно ничего не помнила. Даже напавшие на нее люди представлялись ей какими-то смутными тенями, возникшими ниоткуда. Наверное, ей следовало бы хорошенько осмыслить произошедшее, подумать, в чьих руках она оказалась и что можно предпринять, чтобы как-то выкрутиться, но Таисия Федоровна была совершенно разбита и подавлена. У нее чудовищно болела голова, заплыл один глаз, и к тому же оказалось, что запястья ее скованы наручниками. Такого унижения и беспомощности Таисия Федоровна не испытывала никогда в своей жизни.
Помещение, в котором она очнулась, представляло собой маленькую комнату в форме куба с отдушиной под потолком. Окон не было. Если бы не тусклая лампочка над головой, Таисии Федоровне пришлось бы сидеть в полной темноте. Стены комнаты, выложенные из грязновато-белого кирпича, не были даже оштукатурены. Единственной мебелью в этой дыре была грубо сколоченная из досок кушетка. На ней-то и располагалась Таисия Федоровна. Тот, кто доставил ее сюда, просто швырнул ее на грязные доски, нимало не заботясь о том, чтобы пленнице было удобно.
Таисии Федоровне стоило большого труда занять сидячее положение, но на этом все ее успехи закончились. Она не представляла, где находится, и не знала, что ее ждет в следующую минуту, а замкнутое пространство и наручники все больше угнетали ее. В какой-то момент она поняла, что ей просто хочется заплакать – по-женски, навзрыд. Такого с ней тоже не бывало уже много лет, а поэтому Таисия Федоровна испугалась. До сих пор у нее не было времени бояться, но теперь ей стало по-настоящему страшно.
Она всегда считала себя сильной личностью, способной на многое. Даже переступить закон она считала возможным, если это могло принести ощутимую выгоду. У нее было множество влиятельных знакомых, способных разрешить, казалось бы, самую запутанную ситуацию. Но то, что произошло теперь, не укладывалось ни в какие рамки. С такой бедой она не умела справляться. У нее было ощущение, словно она каким-то чудом перенеслась на незнакомую и очень опасную планету.
