Конечно, он тоже был расстроен фактом нападения на одного из лучших оперативников, но исключительного значения этому факту не придавал.
– Ты пойми простую вещь, – убеждал Орлов Гурова. – Сейчас повсюду развелось множество деклассированных элементов – к сожалению, конечно. Но это реальность, и ты сам лучше меня это знаешь. Ничего удивительного, что возле богатого дома отирался какой-то бомж. Небось прикидывал, как бы поудобнее махнуть через забор, а тут ты помешал. Ну и взыграло в нем… Люди-то разные бывают. За нападение на милиционера, да еще на полковника, его бы следовало, конечно, припечь хорошенько, но, видимо, птичка улетела. Придется с этим смириться, хотя я понимаю, как тебе должно быть обидно…
– Мои обиды тут совершенно ни при чем, – возразил Гуров. – Просто я не верю в такие совпадения. Совпадения, как правило, тщательно готовятся. А здесь их накопилось чересчур много. Внезапная смерть человека, который вроде бы на тот свет пока не собирался. Собака его пропала, телефон, записная книжка, ключи… Подозрительные типы какие-то в роще… По-моему, достаточно оснований, чтобы пристально ко всему присмотреться.
– Вот и присматривайся, – не возражал Орлов. – Но сначала дождись результатов вскрытия. Может быть, смерть эта никакой криминальной подоплеки под собой и не имеет.
– Смерть, возможно, и не имеет. А вот сопутствующие ей обстоятельства…
Генерал, однако, про обстоятельства слушать не захотел, призывая Гурова быть реалистом. Собственно говоря, он почти дословно повторил те самые возможные возражения, которые Гуров заранее мысленно смоделировал. И еще он напомнил, что прокуратура пока что отказала в возбуждении уголовного дела – до выяснения причин смерти, а стало быть, повода для проведения оперативно-розыскных мероприятий не имелось.
– Время теряем, – возразил на это Гуров. – Попомни мои слова!
– А какое время тебе, собственно, нужно? – не сдавался Орлов. – У тебя, собственно, какая-нибудь версия имеется? Нету? Тогда о чем разговор? А размышлять потихоньку – на это время всегда найдется.
Гуров уже не стал говорить, что одними размышлениями сыт не будешь, но мысль эта запала ему в душу крепко. Версия, еще очень туманная и нечеткая, у него все-таки оформилась, но, по его мнению, проверить и дополнить ее можно было только активными действиями, на которые, строго говоря, генерал разрешения ему не давал. Но в то же время и не запрещал. Во всяком случае, Гуров решил считать, что дело обстоит именно таким образом.
Потому-то он и предложил Крячко совершить ночную вылазку к дому академика Звонарева. Крячко был другом и понимал Гурова с полуслова, поэтому ему не нужно было предъявлять полноценную версию, снабженную обоснованиями и доказательствами. Гуров просто объяснил вкратце, что он чувствует, и этого оказалось достаточно.
– Понимаешь, что меня смущает, – сказал он Крячко. – Если это просто смерть пожилого человека, тогда при чем тут пропавшие ключи, телефон, записная книжка? Не верю я, что академик сам это все где-то посеял. По всем свидетельствам, человек он был педантичный и до последнего дня сохранял завидную ясность ума. И потом, собаку он что, тоже посеял?
– Ну, собака-то в этот ряд как-то не вписывается, – покачал головой Крячко.
– Согласен. Но мы не все знаем. А вообще, пропало то, что так или иначе имеет отношение к хранению информации. Еще раз обращаю внимание на тот факт, что дорогие часы с руки академика не сняли. Не заметить их было невозможно. Значит, это не ограбление в полном смысле этого слова. Самое ценное, чем может обладать ученый, – это информация. Вот чем, по-моему, интересовались те, кто оказался возле трупа Звонарева раньше других. А мы теперь знаем, что интересоваться было чем…
Действительно, уже на следующий день Гуров, проявив исключительную настойчивость, сумел встретиться с двумя весьма занятыми людьми – занимались они теоретической физикой, в которой сам Гуров ничего не понимал. Но это его не смущало, потому что разговор шел не о физике, а о личности академика Звонарева. Из беседы с учеными Гуров выяснил немало интересного. Оказалось, что в былое время академик Звонарев вплотную занимался проблемами так называемой «холодной термоядерной реакции» и как будто бы продвинулся на этом пути довольно далеко. Однако тут произошли события, которые кардинально изменили не только жизнь каждого отдельного человека, но и огромной страны в целом. Советский Союз распался, рухнули многие привычные институты, и даже наука, которой в стране привыкли гордиться, оказалась в загоне. Звонарев был потрясен переменами. Его непростой характер сделался уж совершенно невыносимым. Он переругался со всеми коллегами, со всем руковод-ством и даже с людьми из правительства. После чего отошел от дел и заперся у себя в загородном доме, сведя контакты до минимума.
– Говорят, что все свои теоретические наработки он забрал с собой, – объяснил Гуров Крячко. – Все расчеты, все, что касалось его экспериментов. То есть теперь его работы как бы не существует в природе. Так он отомстил за крушение своих идеалов, казавшихся незыблемыми.
– Кому отомстил?
– Всем. Говорят, Звонарев заявлял об этом публично, что все граждане, не поднявшиеся против развала Союза на баррикады, являются предателями. Вот такой максималист был наш Федор Тимофеевич. Правда, в среде его коллег существует мнение, что проблема «холодного синтеза» неразрешима и Звонарев ничего на этом пути не добился. Отсюда и его мизантропия. Но, поскольку вокруг отшельника и мизантропа возникает такая возня, у нас есть основания думать, что кое-что Звонареву решить все-таки удалось.
– Значит, ты полагаешь, что бомж, который тебе навешал, может испытывать интерес к теоретической физике?
– Про физику не скажу, но в боксе он разбирается на уровне заслуженного мастера спорта, – сказал Гуров. – Генерал счел это не слишком убедительным доводом, но, по-моему, для бомжей не характерны такая прекрасная спортивная форма и такой плотный удар. Профессиональная работа чувствуется сразу.
Крячко согласился, что Гурову в этом плане виднее, и решил, что одна ночная прогулка им не повредит. Он только высказал опасение, не придется ли им на месте столкнуться сразу с несколькими профессионалами, которые следят за своей спортивной формой.
– Мы будем аккуратны, – подумав, ответил Гуров.
Он и в самом деле хотел проделать все без излишнего шума, по возможности не привлекая к себе внимания. Ради этого он решил оставить машину в поселке и к дому академика подойти незаметно, пешим ходом.
Машину они оставили возле опорного пункта правопорядка, который оказался заперт на глухой замок и производил впечатление места, куда уже давно не ступала нога человека. Гуров был слегка разочарован – он все-таки надеялся, что в случае непредвиденных осложнений сможет рассчитывать на помощь местных коллег.
– Не уверен, что сейчас нам с тобой вообще может кто-то помочь, – утешил его Крячко. – В таких делах можно полагаться только на самих себя. Ночная специфика, так сказать.
