Оба рассмеялись, переглянувшись. Я не стала вдаваться в подробности — и так все было ясно.
— Потом они притащили сюда Катю, и я тогда устроил им скандал. Потому как Катя показалась мне невинным ребенком. Но на все мои протесты милейшая Вика заявила, что, если я буду лезть не в свои дела, я пожалею. Улыбочка ее обещала все наслаждения в комнате пыток. И я — каюсь! — замолчал. Тем более что это их семейное дело. Она же ее сестра, хоть и не самая лучшая на свете!
Он затушил окурок.
— В общем, Катя влилась к нам в наш странный коллективчик. Мы ее в обиду не давали. Кстати, деньги она все отдавала своей старшей сестрице. Один раз мы вышли в бар, и я заметил, что ребенок жадными глазищами смотрит на пепси-колу. А купить не может, несмотря на то, что накануне выдали зарплату. «Катюха, тебе купить?» — спрашиваю. Она губы облизнула и замотала головой. А по глазам видно, что очень хочет. Я ей купил. Вот тогда она и призналась, что деньги отдает Вике на какую-то мифическую квартиру. Хотя я не удивлюсь, если эта «квартира» окажется сущим бредом и вымыслом Лешеньки и компании… Поскольку у этого козлины тут же появились новые часы и «зипповская» зажигалка. Так что они просто доили бедную девчонку, и я уверен, что все это безобразие происходило при участии ее старшей сестрицы…
Я слушала их рассказ, и, признаться, светлый образ Вики тускнел, мерк и покрывался грязными разводами.
Не такая уж славная девица у нас получалась! А Марина? Знала она обо всем этом?
Увы, знала… Я попала в компанию патологических врух. И парнишки у них вполне под стать…
* * *
В четыре у меня была назначена встреча с Любкой Даниловой, которая теперь преуспевала на поприще психоанализа и гипнотерапии, а лет восемь назад сидела со мной за одной партой.
Перед этим мы разговаривали с ней по телефону, и она подтвердила мои худшие подозрения.
— Иногда это случается, — сказала она мне. — Если на глазах у маленького ребенка происходит убийство, которое совершает человек, которого ребенок безумно любит, боготворит и готов за него умереть, происходит своеобразный защитный рефлекс — ребенок охотно принимает на веру версию этого человека, потому что так ему легче!
Нам надо было заставить Катерину снова стать той маленькой девочкой, на глазах которой произошло убийство.
Чтобы понять, что же тогда, пятнадцать лет назад, «имело место быть».
Я встретилась с Катей возле остановки «Чернышевская», и теперь мы поднимались в лифте на Любкин восьмой этаж. Губы Кати были плотно сжаты, а пальцы подрагивали.
— Боишься? — задала я совершенно идиотский и неуместный вопрос.
— Нет, — снова наврала Екатерина. — Чего мне бояться?
Хотя по ее виду было понятно, что ей очень страшно.
Просто показывать ей этого не хотелось.
Она молчала почти все время, пока мы ехали. И когда мы вошли в Любкину квартиру, украшенную картинами и подсвечниками — это было Любкиной слабостью, — она тоже молчала.
Как пугливый ребенок или как жертва, ведомая на заклание.
— Катя, я понимаю, что тебе это неприятно, но это очень важно, — сказала я ей. — Пока мы не выясним всей правды о той трагедии, ты и сама не будешь спокойной. Потому что в глубине души ты считаешь себя виноватой, ведь так?
Она посмотрела на меня глазами полными смертельного ужаса. Я поняла, что нащупала ее слабое место, и мне самой стало противно.
Может быть, действительно, вся эта история требует забвения? Но если находятся люди, способные сыграть на этом, Екатерина никогда не будет в безопасности!
Я за нее очень беспокоилась — уж больно она была напряжена.
Впрочем, Любка очень быстро подобрала к ней ключик.
— Ты садись, — кивнула она головой. — И расслабься. Можешь курить. И вообще — не обращай на нас внимания. Любишь «Битлз»?
И после этого вопроса Катерина оживилась.
Оказывается, моя невыносимая врушка была битломанкой!
— О да, — выдохнула она. — А у тебя есть?
— Конечно, Катенька, — улыбнулась Любка, которая еще в шестом классе славилась своим фанатичным пристрастием к Маккартни. — Сейчас поставим.
После этого она бросила на меня выразительный взгляд, и я прочла по ее губам: «Через пятнадцать минут». Я кивнула и вышла из комнаты, чтобы не мешать тайнодействию.
* * *
На Любкиной кухне в углу были свалены «Вопросы психологии», а сверху притулился видавший лучшие дни телефон, похожий на беззубого монстра.
Немного подумав, я набрала номер «Парадиза». Мне не хватало для завершения общей картины одной маленькой детали. Одного лица, которое должно было проявиться после разговора с Мариной.
Как на нечетком снимке. Я сейчас могла только угадывать черты и знала, что это лицо я уже где-то видела.
— «Парадиз», — услышала я женский голос.
— До которого часа вы сегодня работаете? — поинтересовалась я.
— До восьми, приходите, — любезно пригласили меня, явно приняв за покупательницу.
— А… Лена на работе? — спросила я наугад, не уверенная в успехе. Просто я подумала, что Лена Смирнова должна быть недалеко от Марины.
Ответ меня поразил:
— Лена Смирнова? Та, которую Марина устроила? Да, конечно… Вам она нужна? Они обе работают. Ее позвать к телефону?
— Нет, не надо. Я приеду. Только не говорите им, что их искали. Я хочу сделать им сюрприз…
— Не скажу, — пообещала женщина.
Я поблагодарила и повесила трубку.
Ну вот… Наша догадка оказалась правильной. Лену Смирнову надо было искать рядом с Мариной — что и требовалось доказать.
«Иногда наши внезапные озарения бывают верными, моя Александрин, — сказала я своему отражению. Правда, вот глаза у меня отчего-то были грустными.
— Интересно, я успею? — спросила я, посмотрев на часы.
Пока я успевала. Если, конечно, сеанс гипнотерапии не затянется на неопределенное время…
Мои пятнадцать минут истекли, и я очень тихо, стараясь не мешать, прошмыгнула в полумрак комнаты.
Любка сидела на подоконнике. В ее руках заметно подрагивала сигарета. Я подошла к ней и уселась рядом.
— Бедная девочка, — прошептала Любка, не сводя глаз с кресла, где сидела Катя. — Она испортила себе всю жизнь!
Сейчас Катя казалась маленьким ребенком. Она что-то лепетала и пыталась ухватиться за воздух, как бы вырывая нечто, нам невидимое, из чьих-то рук.
— Вика, положи, — просила она. — Пожалуйста, не надо, Вика!
Она плакала, размазывая кулачками по щекам слезы.
— Он больше не будет так кричать, Вика!
Потом она закричала. Кричала она очень долго и страшно. Я подалась вперед, завороженная Любкиным страшным волшебством.
