Впрочем, похоже, не только деньгами, которые тратит его жена, вызвано его раздражение. Что это за фраза, вернее, конец следующей фразы!
«…но я когда-нибудь до него доберусь».
По-моему, это угроза. И вовсе не скупость — причина этого. А то, что одним из объектов внимания психоаналитика стал сам Олег Георгиевич. Скорее всего — заочно. Наверное, проблемы его жены, Ксении Давыдовны, связаны именно с мужем. И врач это ей растолковал, а она, вероятно, сказала об этом мужу. Вот вам и пожалуйста.
Но почему же он все-таки так напрягся после этой вот фразы:
«Не знаю, всю ли программу этого доктора Косовича вам довелось выслушать, но я когда-нибудь до него доберусь».
«Господи! Так вот же ответ! — я чуть по лбу себя ладонью не стукнула. — Он даже логическое ударение сделал там, где нужно: «всю» ли программу я выслушала, успел ли мне Косович что-то рассказать очень важное или не успел? Вот что его беспокоило. И по моей реакции он скорее всего понял, что не успел. Или не захотел. И это Сереброва успокоило. Он сразу отстранился и стал нагружать меня массой ненужных подробностей о своей семейной жизни и совершенно незначащих деталей. С единственной целью — отвлечь мое внимание от неосторожно сказанной им фразы, неосторожно заданного вопроса, который слишком его волновал.
Вот и еще одна задача для меня! Теперь мне придется встретиться с этим Косовичем и попытаться выудить из него то, чего так опасается Олег Георгиевич Серебров. Врачи-психоаналитики знают иногда немало того, что очень проясняет мотивы фигурантов дела.
Вопрос еще в том, как найти этого самого Косовича? Вряд ли его адрес может оказаться в телефонной справочной 003, в любое время суток информирующей о товарах и услугах, которые можно приобрести и получить в Тарасове. Ну, это я оставлю на крайний случай. А пока просто позвоню Косте — знакомому психиатру, работающему в психлечебнице на Алтынке. Вполне возможно, что он слышал о Косовиче и подскажет, где его найти.
Не откладывая дела в долгий ящик, я оттуда же, с лавочки, позвонила в психлечебницу, и после нескольких минут ожидания к телефону подошел Костя, которого пришлось вызвать из другого корпуса.
— Косович? — переспросил он. — Конечно, знаю. Имя в Тарасове известное. Правда, больше размерами гонораров, которые он берет за лечение и даже за консультации. Деньги любит патологически… А зачем он тебе? Что, какие-то проблемы? Ну, тогда к нему не советую обращаться — вряд ли поможет, а вот деньги все до копейки из тебя выжмет.
— Слушай, Костик, наверное, скучно тебе там среди психов на Алтынке. Как до телефона дорвался — перебить нельзя, не остановишь. Я не собираюсь у него лечиться. Мне один человек про него говорил. Кстати — не пациент его. Он очень резко отзывался о его профессиональных качествах, называл его шарлатаном. Как ты думаешь, он прав?
— Ну, ты даешь, Оленька! — воскликнул Костя. — На этот вопрос тебе не только я — вообще никто не ответит. Сейчас так много и развелось всяких психотерапевтов и психоаналитиков потому, что их профессионализм практически невозможно проверить. Если у него что-то получается — вопросы сами собой отпадают, хотя и неизвестно еще — принял ли он вообще хоть какое-то участие в процессе выздоровления. Если же не получается — обвинить его в бездействии, в невежестве, в ошибках лечения нет никакой возможности. Всем хорошо известно, что психоаналитическое лечение может длиться месяцами и даже годами. Но самое главное — никто, даже отец психоанализа Фрейд, никогда не гарантировал стопроцентного успеха. Пациент всегда заранее предупреждается, что существует риск, что лечение не будет успешным или что оно затянется на десятилетия. Знаешь, психоаналитики в отношениях со своими клиентами стали похожи на адвокатов — и тем и другим выгодно затягивать — одним дела, другим — лечение. Именно это и привлекает к модному сейчас психоанализу так много шарлатанов. На него смотрят как на хорошую кормушку, как на золотые россыпи и активно черпают из этих россыпей. И сказать, профессионал ли данный конкретный врач или шарлатан, можно только понаблюдав за тем, как он общается с клиентом, как строит лечение. И не один час понаблюдав, тут главное — направленность процесса лечения уловить. Но даже и в этом случае можно ничего не понять и не отличить врача от авантюриста. Если человек имеет хотя бы некоторое представление о психоанализе, если читал не только Фрейда, но и его последователей, если заглядывал в практические руководства по психоанализу, которые можно сейчас купить на каждом углу, ему нетрудно будет имитировать процесс лечения. А отличить имитацию от подлинного лечения можно только по результатам. Про результаты я тебе объяснил — иногда приходится ждать годы.
— Главное, что я поняла, — перебила я его, — нет никакой возможности решить — шарлатан этот Косович или настоящий врач? Так?
— Увы, так! — вздохнул Костя.
— Ну, а найти его ты мне поможешь? — спросила я.
— А что его искать! — удивился Костя. — У него офис на Турецкой, напротив «Астории». По понедельникам сидит в нем с десяти до двух — запись на прием, консультации. Я сейчас не помню ни телефона, ни адреса. Но его очень просто найти. Рядом с ломбардом его вывеска, очень оригинальная. Фрейд с Юнгом изображены вместе в профиль, знаешь, как раньше Маркса с Энгельсом рисовали на плакатах. Там одна такая, не спутаешь.
Ответив на его традиционное приглашение приехать, посидеть, поболтать столь же традиционным — «лучше вы к нам», — я задумалась.
Если Костя утверждает, что очень сложно убедиться в непрофессиональности врача-психоаналитика, то почему же Серебров с такой уверенностью это говорит. Думаю, что его отношение к Косовичу определяется главным образом не профессиональными качествами Рудольфа Ивановича, а тем, что Косович по рассказам, по проблемам его жены узнал о нем что-то очень существенное и, возможно, даже опасное для Сереброва. По крайней мере, такое, что он стремится скрыть от лишних ушей и глаз. А обвинение в непрофессионализме — это просто проявление его сильного раздражения.
Сегодня был, однако, не понедельник, а четверг, идти в офис к Косовичу особого смысла не имело, хотя и можно было попытаться раздобыть его домашний адрес или где еще там он проводит свое лечение…
Это я решила пока отложить, у меня были и другие перспективные в плане получения информации контакты — например, с подругой Гели, адрес которой был уже у меня.
Но, прежде чем отправиться на розыски подруги погибшей девушки, я решила проверить, не был ли вчера кто-нибудь случайным свидетелем трагедии. Милиция, увлеченная версией о самоубийстве, могла и не очень внимательно отнестись к такой возможности. Половина первого ночи не такое уж и безлюдное время, как может на первый взгляд показаться.
Не откладывая своего намерения в долгий ящик, я отправилась на место разыгравшейся трагедии, к одиннадцатиэтажному жилому дому, нижний этаж которого занимал большой универсальный магазин «Рогдай».
Лоджии черного хода выходили во двор — небольшой пятачок асфальта, зажатый магазином, соседним, точно таким же жилым домом и глухим каменным забором высотой метра в два. Обычный городской двор нового типа — то есть растерявший все те особенности старых тарасовских дворов, которые были местом, где соседи общались друг с другом, и превратившийся в подъездные пути к дому, в место временной стоянки многочисленных автомобилей, принадлежащих жильцам и их гостям. Никаких лавочек или беседок, где могли бы сидеть вездесущие и всезнающие тарасовские пенсионерки, никаких детских или спортплощадок, никаких столиков для доминошников.
