— М-да-а…
Подняв глаза на Обухову, он коротко спросил:
— Ну?
— Что ну-то? — тут же нервно отреагировала владелица мини-маркета. — Что ну-то?
— А говорили, что мы зря потратим время, — ехидным тоном напомнил злопамятный Степанчиков.
— И что? — не унималась Обухова.
— Ничего… Протокол будем составлять… Морозов! — каркнул он. — У тебя бланки с собой?
— Да, Михаил Анатольевич.
— Приступай!
И Степанчиков, пропустив Морозова к столу, смахнул с него воображаемую пыль и, скрестив руки на груди, отошел к стене.
— Что в пакете-то? — равнодушно спросил Морозов.
— Похоже, что героин, — мрачно констатировал Степанчиков.
— Что-что? — заголосила Обухова, переходя на сверхзвуковую частоту.
— Героин, героин… По крайней мере, по запаху… — Степанчиков еще раз стрельнул в Обухову своими глазами.
Взгляд его явно нельзя было отнести к разряду дружелюбных.
Обухова ошарашенно посмотрела на него, потом на Морозова. Затем взгляд ее перенесся на мою скромную персону и стал совершенно растерянным.
— Ольга, — пролепетала она, хватая меня за рукав. — Это невозможно, это провокация! Меня подставили…
Степанчиков еще раз вздохнул и обратился уже ко мне:
— Вот пресса у нас здесь, независимая… как я понял, — сохраняя ехидный тон, заметил он. — Так что все объективно… Кто вас подставил-то? — уже более грубо спросил он у Обуховой.
Та застыла с раскрытым ртом и лишь ошалело смотрела на всех.
— Вы знаете, сколько раз я это слышал! — повысил голос Степанчиков. — Подставили, подбросили… Дверь в кабинет была закрыта, мы вошли сюда вместе с вами, девушка, — кивнул он в мою сторону, — может подтвердить. Так что не надо… Борзов, пригласи понятых! — кивнул он другому оперативнику, который скучал около двери.
— Где я их найду-то? — удивленно пробасил тот.
— Ой, господи, — поморщился Степанчиков. — Первый раз, что ли? Девчонок пригласи из зала…
— А! — басовито протянул Борзов и почесал затылок. — Всех?
— Двух хватит, — отрезал Степанчиков, и Борзов исчез из поля нашего зрения.
— Да что же это такое! — запричитала Обухова. — Сплошные несчастья на мою голову валятся! Словно кто извести меня вздумал! И ведь чувствовала же, что неладное что-то творится… И надо же было мне из кабинета отлучиться вчера и не запереть его на ключ!
Я взяла Обухову за рукав пальто.
— Успокойтесь, Людмила Николаевна! Вы же не можете сидеть в кабинете безвылазно… К тому же если вас хотели подставить, то могли с таким же успехом подбросить наркотики и к вам домой.
— Дома у меня дверь железная! — продолжала разоряться Обухова.
— Это не преграда, — отрезал Степанчиков, покосившись на бизнесменшу.
Когда протокол был составлен и подписан всеми участниками официальной процедуры, Степанчиков подошел к Обуховой и мрачно резюмировал:
— Вы арестованы! Морозов! Проводи задержанную.
Морозов без всяких эмоций достал из кармана наручники, двинулся к Обуховой и лаконично потребовал:
— Руки!
Та с ужасом переводила взгляд со своих рук на эти незамысловатые железные предметы, казавшиеся ей, видимо, в данный момент орудием пыток.
— Что… вы собираетесь делать? — прошептала она севшим голосом.
— Вам же сказали — руки! Вы арестованы! — раздраженно повторил Степанчиков.
Обухова несколько секунд стояла с видом проглотившей аршин, потом внутри у нее что-то щелкнуло, и она безвольно протянула руки. Морозов деловито защелкнул наручники и показал Обуховой на дверь.
— Вот так, — удовлетворенно констатировал Степанчиков.
И, шумно вздохнув напоследок, он протопал вслед за конвоируемой Обуховой в коридор. Уже на пороге он вдруг обернулся, бросил на меня прищуренный взгляд и объявил:
— Все свободны!
Глава 2
Возвращалась я в редакцию со смешанными чувствами. С одной стороны, мне казалось, что Обухова не играла, и я была готова поверить в то, что наркотики ей действительно подбросили… Но с другой стороны — майор Степанчиков был прав: кабинет был заперт, вошли мы туда все вместе… Каким же образом в кабинете оказались наркотики? Если допустить, что их туда подкинули, то встает резонный вопрос: кто и как это сделал?
Маринка встретила меня первой. Она уже, видимо, забыла о трагедии, постигшей ее, потому как находилась в приподнятом состоянии духа. Она бодро шныряла по приемной, напевая под нос песню Филиппа Киркорова «Пташечка моя», видимо, чтобы хоть как-то компенсировать потерю своих любимых компакт-дисков.
— Ну что? — непринужденно спросила она у меня. — Как там бизнесменша?
— Посадили ее, — устало сказала я, бросая сумочку в кресло и плюхаясь туда же.
— Да ты что! — лицо Маринки сразу же посерьезнело.
Подхватив кофейник и быстро наполнив две чашки кофе, она подскочила ко мне и протянула одну из них.
— Рассказывай, рассказывай же! — возбужденно затормошила она меня.
— Ох, да что рассказывать! — попробовала отмахнуться я. — Приехали, там милиция… Обыск провели.
— Она мне сразу не понравилась! — высказалась Маринка. — За что ее взяли-то?
— Наркотики, — односложно выдохнула я и достала сигареты.
— Оп-паньки! — торжествующе хлопнула в ладоши Маринка. — Попалась, пташечка! Вот они, бизнесменши хреновы! А какой овечкой прикидывалась, а, Оля?
Маринка вскочила с кресла и радостно закружилась по приемной. Эта история, вне всякого сомнения, привела ее в восторг, и она устремилась в фотолабораторию к Виктору, желая немедленно поделиться с ним приятными новостями. При этом она совсем забыла, что, когда фотограф работает у себя, дверь открывать нельзя. Вслед за Маринкиным движением раздался какой-то неопределенный звук. Видимо, так Виктор выразил свое удивление и недовольство. Затем, увидев, что явилось причиной, он высказался более конкретно:
— Твою мать-то, блин!
Признаться, я никогда не слышала от нашего молчуна столь длинной фразы. Это, согласитесь, был показатель того, какие страсти кипели внутри Виктора в данный момент!
Маринка была ошарашена не менее моего, потому что застыла на пороге лаборатории с открытым ртом на несколько секунд. Затем изумленно протянула:
— Вик-тор!
После чего круто повернулась, обиженно вздернула нос кверху и гордо удалилась на место курьера Ромки, демонстративно включив компьютерную игрушку. Она осталась там сидеть до конца рабочего дня, усердно шмыгая носом так, чтобы было слышно в лаборатории.
