Перони кивнул, сразу же ухватив суть.
— Профессор сказала, что сама собиралась нам позвонить. Уверен, что сказала правду. Стало быть, мы все это время просто шли по следу, который нам оставили специально. А каким боком сюда прицепить Алессио?
— Улица Тициано… — успел вставить Фурилло, но Коста, кажется, его не услышал.
— А теперь она ведет Мессину прямо к Браманте.
— Зачем? — спросил Перони.
— Потому что именно этого хочет Браманте, — немедленно ответил Коста. — Профессор сообщила нам, что он разыскивал старые карты подземелий. Именно ими сейчас пользуется Мессина. И это…
В голове у Ника уже сложилась четкая картина. Просто не хватало нужных, точных слов.
— Это своего рода представление. Спектакль. Последний акт. Лео — это финал. Джорджио Браманте желает, чтобы его нашли. Ему нужна аудитория, зрительный зал. — Он посмотрел на напарника. — Джорджио Браманте вовсе не убивал Элизабетту Джордано. Он и понятия не имел о ее существовании. Но если Джудит Тернхаус играла одновременно на два фронта… И эту женщину использовали втемную… даже после того как Алессио ушел из ее дома. У профессора были причины заставить Элизабетту молчать. И этот способ — самый надежный. Иначе она могла все испортить.
Коста говорил уверенно и быстро. Умный расклад, решил Фурилло. И держится он не хуже, чем сам Фальконе.
— Нужно немедленно дать знать Мессине. — Коста потянул из кармана телефон. — Прямо сейчас.
Фурилло предостерегающе поднял палец.
— Там заложник. Комиссар приказал хранить радиомолчание. Это относится ко всем, кроме оперативного штаба. Так что настоятельно не советовал бы даже нос туда совать. Пока что. Как я уже говорил, улица Тициано…
— Алессио сейчас уже, наверное, агент, — заметила Тереза. — Вполне взрослый, сформировавшийся человек, уже вылупившийся из кокона. И где он может быть?
— На Тициано!!! — заорал Фурилло. — Вы меня наконец послушаете или нет?! Я что вам, периферийное устройство к компьютеру, и все?!
Судмедэксперт похлопала его по плечу.
— Эмилио, — почти нежно произнесла она. — Никакое вы не периферийное устройство. Во всяком случае, для меня. Мы просто немного… ошарашены.
— Господи, как жаль, что я все это на камеру не заснял! — вздохнул хозяин кабинета. — Джудит Тернхаус проживает в доме 117А на улице Тициано. Вот посмотрите. — Архивист показал на экран компьютера. — Видите, один из курсантов, принятых четыре года назад — Филиппо Баттиста, — указал в анкете этот самый адрес. Может, он просто снимает там комнату. Не знаю. Но сейчас парень прикомандирован…
— …к службе охраны аэропорта, — закончил Перони, тоже глядя на экран.
Коста уже набирал номер полиции аэропорта Фьюмичино. Остальные терпеливо ждали, пока он забрасывал быстрыми вопросами собеседника на другом конце провода. Положив трубку, Ник спокойно сообщил:
— Филиппо Баттиста по-прежнему живет на Тициано. Его шеф полагает, что он сожительствует с какой-то чванливой американкой вдвое старше его. Ходит слух, что он у нее в полном подчинении.
— Парень сейчас на дежурстве? — спросил Перони.
Коста состроил гримасу:
— У него был отгул. Но тут Мессина запросил добровольцев. Алессио как-то об этом узнал и уболтал кого надо, чтобы его включили в эту команду. Так что сейчас он в составе вооруженного подразделения, которое охотится за его собственным отцом.
Этого было вполне достаточно всем троим. Фурилло еще ничего не понял, а полицейские и Лупо уже выскочили из комнаты.
— Ну и пожалуйста, — буркнул архивист, довольный, что их проблемы его совершенно не касаются.
ГЛАВА 19
Эти катакомбы он не знал. И не было теперь успокаивающего ощущения нити между пальцами. Только черные влажные стены, тянувшиеся, казалось, без конца, как змеи. Алессио шел впереди, остальные шестеро тащились следом, с трудом пробираясь вверх по грубо вырубленному в камне коридору. Студенты не сводили глаз с фонаря в руке мальчика, с желтоватого круга света, все больше слабевшего, по мере того как садились батарейки.
Потом они вышли к крутому повороту, ставшему для них полной неожиданностью. Кто-то упал с болезненным вскриком и тихо, испуганно выругался. Электрический свет мигнул, сначала превратился в слабый отсвет цвета сухой соломы, а напоследок вспыхнул яркой охрой, как луна в загаженном выбросами римском небе.
И все. Теперь их окружал полный мрак. Лудо начал безумствовать, орать и требовать, чтобы кто-нибудь посветил ему.
Ноу них уже не было ничего подходящего. Батарейки сели, и остались только две спички, которые Ла Марка зажег одну за другой и которые тут же погасли под сильными порывами сквозняка, налетавшего из темноты, а откуда — Тони определить не мог.
Торкья совсем взбесился. Алессио отлично распознал нотки, звучавшие в его голосе: страх и ярость в равных долях. Они спорили друг с другом, и хрупкая связь взаимопомощи, что держала их вместе, рвалась и пропадала во всепоглощающем мраке.
Мальчик тоже был напуган. Уверенность, которую вселял свет фонаря, исчезла.
Богатое воображение рисовало ему самые скверные картины. В этот момент фантазер всей кожей ощущал, как давят на него тонны и тонны камня и мертвой красноватой земли. Давят на голову, сжимают тело со всех сторон, стискивают горло, чтобы забрать из легких последние остатки воздуха.
Это очень похоже на могилу, думал он. Да это и есть могила, во всяком случае, для многих, стоящих рядом с ним.
Когда он попробовал позвать: «Папа! Папа!», он едва услышал собственный голос. В ответ сзади раздался только смех Торкьи, злобный, полный ненависти, возникающий откуда-то из каменных внутренностей Авентино.
— Папа! Папа! — издевательски кричал Лудо. — Где же это он, мой мальчик? И где мы сами оказались?..
Заблудились, хотел ответить мальчик. Потерялись и заблудились в логове зверя, загнанные Минотавром, который вообще-то не был никаким монстром — теперь Алессио это хорошо понимал.
Все надежды на победу, на то, чтобы выставить остальных в качестве приза, исчезли. И бравада, еще недавно переполнявшая все его маленькое существо, уступила место ужасу. Фантазеру хотелось увидеть отца. Хотелось ощутить его сильные обнимающие руки, и чтобы они вывели его отсюда к свету и безопасности.
Сколько времени он уже отсутствует, бросив сына на произвол судьбы? Алессио не знал — он потерял счет времени: может, они бродили по этим пещерам минут десять, а может, целый час. Теперь уже невозможно определить. Он знал только одно: ни разу за все это время он не услышал голоса отца. Ни разу.
«Тебе все равно, — тихо прошептал мальчик. — Тебе на все наплевать за исключением самого себя».
Перед глазами тут же встала картина. Джорджио и мама о чем-то спорят, а его выгнали из комнаты. После чего он сел, скорчившись, под дверью и подслушивал, гадая, что будет дальше.
