– Сын мой, здесь есть некто, желающий поговорить с вами.
– Кто?
Гасконец повернул голову в ее сторону. Вдруг он узнал Катрин и снова попытался приподняться.
– Вы!.. Это вы? Это невозможно!
Молодая женщина бросилась на колени у носилок.
– Фортюна! Вы живы, хвала Господу, но где же мессир Арно?
Она сжала руку оруженосца, но тот грубым движением вырвал ее, а худое, обросшее бородой лицо его исказилось ненавистью.
– Вам так уж хочется это знать? Что вам до этого? Не все ли равно вам, что случилось с мессиром Арно? Вы предали его, бросили. Что вы здесь делаете? Вы что, уже надоели своему новому супругу, и вам приходится бегать по дорогам в поисках приключений?
– Сын мой, вы забываетесь! Что это за разговор? – вскричал приор.
– Этот человек обезумел! – вторил ему Ян ван Эйк. – Я заставлю его проглотить наглые слова!
Катрин удержала Яна, который уже выхватывал кинжал из-за пояса.
– Оставьте, – сказала она твердо. – Это касается только меня! Не вмешивайтесь.
Но насмешливый взгляд Фортюна остановился на побелевшем от гнева художнике.
– Вот и еще один услужливый рыцарь, как вижу! Ваш новый любовник, мадам Катрин?
– Прекратите оскорбления! – произнесла она резко. – Отец мой, и вы, мессир ван Эйк, будьте любезны отойти. Повторяю, это касается только меня одной!
В ней нарастала ярость, но она унимала ее ценой страшного усилия воли. Она вернулась к носилкам и встала, скрестив руки.
– Вы ненавидите меня, Фортюна? Это новость!
– Вы думаете? – произнес он. – Для меня это вовсе не новость! Я вас ненавижу с того самого проклятого дня, когда вы дали ему уйти с монахом, вашему супругу, которого вы любили, как сами же утверждали.
– Я подчинилась его приказу. Он так хотел!
– Если бы вы его любили, вы оставили бы его силой! Если бы вы его любили, вы бы увезли его в какое-нибудь имение, ухаживали бы за ним и умерли сами от его болезни…
– Не вам судить о моем поведении! У меня был сын, и его отец потребовал, чтобы я осталась при нем!
– Может быть, тоже из послушания вашему мужу вы утешились в объятиях господина де Брезе и отправили его разбить сердце мадам Изабелле… и сердце мессира Арно, а потом еще вышли за него замуж?
– Это же ложь! Я остаюсь мадам де Монсальви и запрещаю кому бы то ни было в этом сомневаться! Мессир де Брезе принял свои помыслы и желания за реальность. У вас есть еще что-нибудь, в чем вы могли бы меня упрекнуть?
Они забыли об осторожности, и их голоса звучали все громче. Приор решил вмешаться:
– Дочь моя! Может быть, вы предпочтете закончить этот спор в спокойной обстановке? Я прикажу отвести вас в капитульский зал вместе с этим человеком…
Но она отказалась.
– Бесполезно, отец мой! Все, что я могу сказать, может слышать весь мир, ибо мне не в чем себя упрекнуть! Ну что, Фортюна, – опять заговорила она, – я жду! У вас еще есть что мне сказать?
Глухим и тихим голосом, с едва сдерживаемой ненавистью оруженосец Арно бросил:
– И что же только он вытерпел из-за вас! Знаете ли вы, какую пытку он вынес со дня, когда вы его бросили? Дни без надежды, ночи без сна, с чудовищной мыслью, что он заживо гниет! Он был моим хозяином, самым смелым и благородным из рыцарей!
– Вы что, собираетесь рассказать мне о добродетелях человека, которого я люблю?
– Которого вы любите? – усмехнулся Фортюна. – Рассказывайте это другим!
– А почему же я здесь? Вы разве не поняли, что я ищу его?
Фортюна посмотрел Катрин прямо в лицо и внезапно рассмеялся. Этот смех был оскорбительнее ругательств, он показал полную меру ненависти, которую питал к ней гасконец.
– Ну что же, ищите, прекрасная дама! Он потерян для вас… потерян навсегда! Слышите: потерян!
Он прокричал слово, словно боялся, что Катрин не почувствует всего безысходного его значения.
– Он… умер! – произнесла она бесцветным голосом.
Но Фортюна опять разразился смехом.
– Умер? Ошибаетесь, мадам Катрин! Он выздоровел…
– Выздоровел? Боже правый! Святой Иаков совершил чудо!
Ее переполняла радость, но гасконец поспешил опровергнуть ее мысль.
– Никакого чуда не было; я чту монсеньора святого Иакова, но должен признать, что он не внял молитвам мессира Арно. Зачем ему было это делать, впрочем? Мессир Арно не был болен проказой!
– Не был болен… проказой? – пролепетала Катрин. – Но…
– Вы просто ошиблись, как и все прочие… Когда мы ушли из Компостела, мессир Арно считал себя прокаженным. Он потерял надежду… Хотел умереть, но не хотел умереть просто так. «Мавры все еще не оставили Гранады, и кастильские рыцари сражаются с ними, – сказал он мне. – Вот туда я и пойду! Бог отказал мне в излечении, но он, конечно, позволит мне умереть в схватке с неверными!» Тогда мы отправились к югу. Мы прошли горы, засушливые земли, пустыни… и прибыли в город, который называется Толедо… Там все и случилось!..
Фортюна подождал немного, наслаждаясь нетерпением Катрин.
– Что случилось? – спросила она сухо. – Ну давай! Говори!
– А, вам не терпится узнать? Однако, клянусь, с этим вам не стоит спешить. Так вот, когда мы прибыли в город на холме, мы застали там шествие посла Гранады, возвращавшегося к себе в страну после встречи с королем Хуаном Кастильским.
– Боже мой! Мой супруг попался в руки неверных! И ты смеешь радоваться?
– Есть разные способы попасть в плен, – заметил Фортюна с хитрым видом. – Тот, что выпал на долю мессира Арно, не заключает в себе ничего неприятного…
Вдруг гасконец сел и вскинул на Катрин горящий взгляд, а потом произнес с победным видом:
– Послом была женщина, мадам Катрин, принцесса, родная сестра правителя Гранады… И она прекраснее светлого дня! Никогда мои глаза не любовались на такое ослепительное создание! Впрочем, и глаза мессира Арно тоже!
– Что ты хочешь сказать? – спросила Катрин, и внезапно у нее пересохло в горле.
– Вы не понимаете? Зачем же мессиру Арно отказываться от любви самой прекрасной из принцесс, когда его собственная жена бросила его ради другого? Он был волен любить, тем более что благодарность примешивалась у него к восхищению.
– Благодарность?
– Врачу принцессы понадобилось всего три дня, чтобы вылечить мессира Арно! У него не было проказы, я уже вам сказал, у него была другая болезнь, легко излечимая, дикарское название которой я забыл! Но теперь мессир Арно вылечился, он счастлив… а вы потеряли его навсегда!
Наступила тишина, ужасная, полная, словно все люди, из которых большая часть ее вовсе не знали, прислушивались к биению сердца Катрин. А она тоже прислушивалась к тому, как медленно и исподволь в ее сердце прокладывали себе дорогу мука и ревность… У нее возникло впечатление, что ее опутали скользкие, омерзительные путы, от которых никак нельзя отделаться. В мозгу возникло невыносимое видение: Арно в объятиях другой!.. Ей вдруг захотелось кричать, выть, чтобы как-то облегчить жестокую муку ревности. Она хотела закрыть глаза, но из гордости удержалась от этого. Вперив в гасконца горящий взгляд, Катрин прорычала:
