– Ты делаешь мне много чести, господин, – начала она, но под портиком появился отряд факельщиков, осветив ночь красноватыми отсветами.
Мухаммад приподнялся на локте и, нахмурив брови, с недовольством смотрел, как те приближались.
– Кто это осмелился беспокоить меня в такой час?
Факельщики сопровождали высокого и худощавого молодого человека, с короткой черной бородой, в тюрбане из пурпурной парчи. Катрин узнала одного из охотников, которые в то утро сопровождали Арно.
– Кто это? – спросила она.
– Абен-Ахмед Бану Сарадж, наш великий визирь, – ответил Мухаммад. – Стряслось что-то серьезное, иначе он не осмелился бы прийти сюда…
Мгновенно Мухаммад, который совсем недавно шептал стихи и страстно ласкал ее, превратился во всемогущего калифа, перед которым преклонялось всякое существо. Он накинул халат и выступил на освещенное пространство. При виде его факельщики встали на колени, а великий визирь пал ниц в песок аллеи.
– Что случилось, Абен-Ахмед? Что тебе нужно в такой час ночи?
– Только опасность могла привести меня к тебе, повелитель верующих. Твой отец, храбрый Юсуф, покинул Джебель-аль-Тарик
[5]
во главе своих берберских всадников и направляется к Гранаде. Мне показалось, что тебя нужно предупредить незамедлительно…
– Ты правильно сделал! Известно, почему мой отец покинул свое убежище?
– Нет, всемогущий господин, мы этого не знаем! Но если ты позволишь твоему слуге дать совет, я осмелюсь сказать, что надо направить навстречу Юсуфу кого-то, кто бы прощупал его намерения.
– Никто, кроме меня самого, не может сделать этого. Он мой отец, и трон принадлежал ему. Если кто-то отправится ему навстречу, им буду я. А что, если Юсуф спешит сюда с воинственными намерениями?
– Не лучше ли в таком случае тебе остеречься?
– Ты принимаешь меня за женщину? Пусть седлают лошадей. Пятьдесят человек будут меня сопровождать. Иди и выполняй приказ. Я скоро вернусь во дворец.
Абен-Ахмед, пятясь, убрался, изображая своим видом великое уважение к калифу. Но Катрин заметила радость в его глазах, ликование, когда Мухаммад объявил о своем отъезде. Калиф подождал, пока удалится его визирь, встал на колени возле своей новой фаворитки, погладил беспорядочно рассыпавшиеся волосы…
– Мне придется покинуть тебя, моя чудесная роза, и сердце у меня от этого разрывается. Но пройдет немного ночей, и я вернусь к тебе.
– Не едешь ли ты навстречу опасности, господин?
– Что такое опасность? Властвовать – это уже опасность. Опасность повсюду: в садовых цветах, в чаше меда, которую подает тебе невинная рука младенца, в нежности аромата… Может быть, и ты самая смертельная опасность!
– Ты и вправду веришь тому, что говоришь?
– Что касается тебя, нет! У тебя слишком нежные, слишком чистые глаза! Как жестоко уходить от тебя…
Он поцеловал ее долго, пылко, потом, выпрямившись, хлопнул в ладоши. Словно по волшебству, тучная фигура Мораймы возникла из-за черного занавеса кипарисов. Калиф указал ей на молодую женщину:
– Отведи ее обратно в гарем… и позаботься, чтобы она ни в чем не нуждалась во время моего отсутствия. Где ты ее поселила?
– В маленьком дворике у бань. Я еще не знала…
– Устрой ее в прежних покоях Амины и дай ей служанок, которых ты сочтешь надежными. Но более всего храни ее! Ты ответишь головой за ее спокойствие.
После нежного прощания Мухаммад удалился, а Морайма смотрела на Катрин глазами преданной собаки. Катрин открыла новое к себе отношение, которое ее развеселило.
– Найди мои покрывала, – сказала она ей. – Не могу же я одеться в эти подушки!
– Я тебе их найду, Свет Зари! Драгоценная жемчужина калифа не должна делать никакого усилия. Я призову носильщиков, носилки, чтобы тебя отнесли в твои новые покои…
Она уже собиралась убраться, когда Катрин остановила ее:
– Я хочу вернуться так же, как и пришла! Мне нравятся эти сады, и ночь так нежна! Скажи, те покои, что мне предназначены, удалены от жилища принцессы Зобейды?
Морайма сделала испуганный жест:
– Они как раз совсем близко, это-то меня и беспокоит. Султанша Амина бежала оттуда до самого Алькасар Хениля, чтобы уйти как можно дальше от принцессы Зобейды. Тебе нужно будет постараться ее не гневить, Свет Зари, а то жизнь твоя повиснет на волоске, а моя голова не замедлит покатиться под саблей палача. Особенно избегай садов Зобейды. И если по случаю ты заметишь франкского господина, которого она любит, тогда отвернись, плотно прикройся покрывалом и беги, если хочешь остаться живой…
Морайма бегом отправилась за покрывалами, словно монголы Зобейды уже шли по ее следу. Новая фаворитка не боялась. Разом она завоевала особое место и через несколько мгновений поселится в непосредственной близости от принцессы… и совсем рядом с Арно! Она могла теперь его видеть, она была в этом уверена, и при подобной мысли кровь ее быстрее текла по венам. Она даже забыла о часах, впрочем очаровательных, которые она только что провела в саду. Ночь любви с Мухаммадом – это была цена, которую пришлось заплатить, чтобы наконец достичь цели, к которой она так давно уже стремилась.
Несколькими минутами позже, обернувшись в покрывала, Катрин вслед за Мораймой, которая, переваливаясь, семенила впереди, покинула сад.
Часовые прокричали полночь, когда Катрин и Морайма переступили границы гарема, где бодрствовали евнухи. Лабиринт увитых цветами сводов, ажурных галерей и проходов под сводами привел их к внутреннему обширному двору, где благоухали цветущие растения. В глубине сада виднелась одна только лампа над изящной аркой, к которой и направилась Морайма. Вдруг из гарема раздался ужасный вопль, затем послышались крики, возгласы, визги, ругательства и даже стоны. Морайма вскинула голову, как старая боевая лошадь, которая слышит звук труб, нахмурила брови и проворчала:
– Опять началось! Видно, Зора опять выкидывает свои штучки! Когда хозяин выбирает другую женщину на ночь, она выходит из себя! Злоба Зоры проходит только тогда, когда потечет кровь…
– И ты ей позволяешь? – вскричала в возмущении Катрин.
– Позволяю? Ты меня не знаешь! Входи к себе, вот дверь, ты ее видишь. Там тебя ждут служанки. Я приду, чтобы посмотреть, как ты устроишься! Пойдемте со мной, вы, там!
Конец фразы предназначался для евнухов в ярко-красных одеждах, они несли молчаливую охрану у входа во внутренний двор. Катрин проводила троицу взглядом и осталась в одиночестве. Она испытывала радость от того, что осталась одна хоть на мгновение, и не спешила входить в дом. Ночь была нежна, утопала в ароматах и глухих отзвуках меланхолической музыки, шедшей от освещенной части здания.
Эта часть как магнитом притягивала Катрин. Неподвижно стоя в тени кустарника, она не могла отвести взгляда. Там, даже нечего было сомневаться, именно там находились покои Зобейды!
