– Вот черт, – усмехнулся Слепой, – видно, этот попрыгунчик родился в рубашке!
Понимая, что медлить нельзя, он выскочил из-за колонны, укрыл голову полой куртки и выпрыгнул в окно. Раздался звон разбитого стекла. Глеб Петрович, не обращая внимания на мелкие порезы, перекувыркнулся через плечо и, вскочив на ноги, побежал в сторону свободного джипа. По дороге Сиверов увидел Аслана, державшегося за живот ладонью, сквозь пальцы которой текла кровь.
– Не дай им уйти! – корчась от боли, произнес кавказец.
– Не уйдут! – бросил на ходу Слепой и, подбежав к джипу, рванул дверцу автомобиля.
Секундой позже черный джип, завизжав резиновыми шинами, сорвался с места и устремился в погоню…
* * *
Дальше по трассе находился пост ГАИ, а разбираться с московским авторитетом на глазах у гаишников никак не входило в планы капитана Сиверова.
– Черт бы тебя побрал! – раздраженно проворчал Глеб. – Как же тебя достать!?
И тут же пришло решение: Слепой резко свернул на проселочную дорогу, которая выходила на трассу через несколько километров. Глеба дергало из стороны в стороны, но он, сжав зубы, не выпускал баранку из рук.
– Не уйдешь, сука! – тихо процедил он сквозь зубы. – Я тебя достану!
Через несколько минут внедорожник, промчавшись по колдобинам и ухабам, выскочил на трассу и на всем ходу врезался в зад преследуемого автомобиля, отчего тот подбросило вверх и опрокинуло в кювет.
– Блин! – только и успел выдавить Сиверов, больно ударившись грудью о руль своего автомобиля. – Твою мать!
Выскочив из бьюика, Глеб Петрович выхватил из-за пояса пистолет, и, надо сказать, сделал он это вовремя. Раздался выстрел, и плечо капитана пронзила острая и жгучая боль. Сиверов упал на землю и, перевернувшись, выстрелил в ответ. Пуля попала в цель, и стрелявший из перевернутого джипа напарник Зайцева затих.
– Сукин сын! – придерживая рукой задетое пулей плечо, простонал преследователь. – Это ж надо, подстрелил, гаденыш!
Глеб Петрович, держа на изготовку пистолет, направился к перевернутому джипу. Подойдя к автомобилю, Слепой увидел в нем парня с простреленной головой; под ним лежал Зайцев, который, по всей видимости, потерял сознание при аварии.
– Э-э… – обеспокоенно прошептал Глеб Петрович, – так не пойдет! Ты мне нужен, дорогуша, живой и разговорчивый!
Недолго думая, он вытащил неподвижное тело Зайцева из салона автомобиля и несколько раз ударил бандита ладонью по щекам. Тот был ранен в живот, и Слепой понял, что он не задержится на этом свете.
– Просыпайся, голубчик! – то ли попросил, то ли приказал Глеб.
К большому его облегчению, бандит очнулся, хотя все еще очумело вращал глазами, не понимая, что происходит.
– Ты кто? – выдавил Зайцев.
– Конь в пальто! – схватив бандита за грудки, ответил Глеб Петрович. – Ну что, кролик, пора и ответ держать за содеянное!
– Я тебя откуда-то знаю, – тихо прошептал бандит.
– Москва, ресторан, драка из-за девушки… – коротко напомнил Сиверов.
– Точно! – воскликнул Зайцев. – Хорошо ты нас тогда разделал!
Он хотел было еще что-то добавить, но застонал, теряя сознание.
– Эй, приятель, мы еще не договорили, – слегка тряхнув бандита, произнес Сиверов, – так что не расслабляйся.
Лицо Зайцева перекосило от боли.
– Не надейся, мне недолго осталось, – выдавил он.
– Я знаю, поэтому и тороплюсь, – ответил Слепой.
Раненый мужчина попытался приподняться, и Глеб помог ему сделать это.
– Дай закурить, – попросил Зайцев.
Глеб Петрович достал из пачки две сигареты и, прикурив их, одну сунул в рот бандиту, а второй затянулся сам. Сделав несколько неглубоких затяжек, москвич глянул на своего врага.
– Что тебе нужно от меня? – сухо спросил он.
Слепой, затянувшись горьким дымом, выдохнул его и спокойно ответил:
– Хочу знать, кто отдал приказ закопать семью директора ликеро-водочного завода Эдуарда Синицына, – сказал Глеб Петрович.
Зайцев недоуменно посмотрел на него.
– А при чем здесь это?
– А при том, что там погибли дорогие мне люди, – зло прошептал Слепой и пригрозил уголовнику: – И если ты мне не скажешь правду, то последние минуты проведешь в жутких муках! Кто из московских авторитетов заказал Синицына и распорядился, чтобы его семью закопали живьем?
Зайцев, скользнув взглядом по лицу своего палача, понял, что этот суровый мужик не бросает слов на ветер и непременно приведет в исполнение свои угрозы. А все, что ему теперь хотелось, – это только спокойно отойти в мир иной.
– Это не наши, – признался он.
– Как же не ваши, – не поверив ему, возразил Слепой, – если его предприятие оказалось под вашей крышей!
– Я точно не знаю, – прошептал Зайцев, – но акции завода нам передали питерцы.
– То есть? – переспросил Глеб Петрович.
– Я человек маленький, – произнес бандит, – но знаю, что был какой-то обмен… Этим занимался родственник Карася, который сидит в Администрации Президента.
Сиверов вдруг вспомнил то, о чем ему говорил майор Куравлев.
– Ты хочешь сказать, что завод в Подмосковье обменяли на аналогичное предприятие в Кронштадте? – уточнил он.
– Что-то в этом роде… – выдавил бандит.
– А кто за всем этим стоит? – не унимался Слепой. – Что за родственник Карася?
– Не знаю! – громко застонав, зло воскликнул Зайцев и, бросив умоляющий взгляд на темноволосого чекиста, попросил: – Слушай, браток, сделай милость, дай мне спокойно помереть!
Сиверов, видя, что время на исходе, жестко спросил:
– Кто отдал приказ заживо похоронить женщину с детьми?
– Не знаю точно, – выдавил бандит, – но в одном из разговоров Карась назвал его пшеком…
– Пшеком? – удивился Сиверов. – Это что – кличка?
– Не знаю!
– А ты ничего не путаешь? – недоверчиво переспросил Глеб Петрович.
– Нет, братан, зуб даю, – поклялся воровской авторитет и, закашлявшись, взмолился: – Да отойди же ты, сука!
Слепой понял, что от смертельно раненного бандита он больше ничего уже не добьется… Через секунду раздался громкий хлопок, и Зайцев, резко вздрогнув, откинулся на спину и раскинул руки в стороны. Глаза бандита были широко раскрыты и смотрели в небо, словно хотели заглянуть за пределы Вселенной.
– Извини, кролик, – недовольно прошептал Слепой. – Теперь тобой займутся другие дознаватели…
Секретный агент ФСБ не стал задерживаться на месте происшествия, а, бросив настороженный взгляд по сторонам, направился к своему покореженному, но все еще дееспособному железному коню…
