Но время все шло и шло. Джона этот факт выводил из себя. У него были совершенно другие планы на ближайшие пару часов.
— Ладно, друг мой, предлагаю теперь перейти к делам, — окликнул он скучающего Руди. — Итак, вы достали те документы, о которых я вас просил?
В свободное от гей-парадов и вечеринок время Руди назывался не иначе как герр Рудольф Шельбиндер. Он носил не женское платье, а строгий европейский костюм. И каждое утро рабочего дня появлялся в нем на пороге своего кабинета в помпезном здании Министерства иностранных дел.
Коллеги знали об увлечениях Руди, но предпочитали не обсуждать эту тему вслух. Ведь любое не совсем лестное слово, сказанное в адрес геев, приравнивается к их дискриминации. А за такое в Германии можно мигом вылететь с работы, да еще и с волчьим билетом.
Тем более, и сам шеф министерства, некто Гидо Вестервелле — это тот еще шалунишка. Чем он очень гордится и совсем не скрывает — в отличие от некоторых своих московских коллег.
— Повторяю вопрос. Вы достали те бумаги, о которых я вас просил?
Руди пришлось развеять свои голубые мечты и направить мысли в иное русло. Он открыл рот и стал медленно шевелить своими толстыми ярко накрашенными губами.
— Секретный договор с Анголой пока застрял наверху, — сказал он. — Я все еще не могу получить к нему доступ. Шеф говорил про него, но…
Он сделал характерный жест, широко разведя руками.
— А что насчет соглашения с Мумунди? — поинтересовался Кистофф. — Тоже застряло наверху?
— О, с этим все намного проще! — обрадовался Руди. — Я как раз вчера редактировал его текст. И… вот вам пожалуйста!
С торжествующим видом он сунул руку куда-то под бюстгальтер, нашел там потайной кармашек и вытащил оттуда миниатюрную флэшку. Принимая ее из рук Руди, Джон брезгливо поморщился.
— Никто не видел, как вы копировали этот текст? — строго спросил он.
— Н…никто! Я… подождал, пока в кабинете никого не будет, и…
Руди ненадолго задумался. И этого было достаточно, чтобы Джон заподозрил неладное.
— А если напрячь память? — он пристально сверлил взглядом пухлое лицо трансвестита.
Тот сник, поняв, что правду не скрыть.
— Ко мне как раз Йенс зашел, коллега из соседнего отдела. А у меня копировалось в это время… Он ничего не спросил, конечно, но посмотрел как-то странно. Я… объяснил ему, что решил взять кое-какую работенку домой.
— Понятно, — вздохнул Кистофф. — Ладно… забудьте.
Он воспользовался своей чашкой кофе как поводом для паузы в разговоре. И о чем-то задумался. Руди нетерпеливо грыз ногти. Ему эта странная беседа уже надоела. Хотелось на свободу, хотелось продолжать веселиться.
В этот момент мобильный Кистоффа вдруг издал мелодию из «Лунной сонаты». Джон взглянул на номер и поднес к уху трубку. Затем, услышав первые две фразы, вскочил на ноги и вышел на кухню.
Кистофф говорил спокойно и односложно, но на его лице сменяли друг друга самые сильные эмоции. Рассказ о том, что произошло в Аджимушкайских каменоломнях, не оставил его равнодушным. Но и на этом, как выяснилось, неприятности не закончились…
Руди безучастно глядел в окно. Он слышал, как этот шпион говорит что-то на непонятном для него славянском языке, но даже не пытался угадать, о чем был разговор.
— Как, уже? — удивлялся Кистофф. — Агент в пути? Простите, но это точный информация? Все, понял, бай!
Перед тем как сунуть трубку в карман брюк, Джон взглянул на часы. Время для принятия решения у него еще оставалось. Но его было совсем мало.
Он уже понял, что планы на ближайшее будущее придется менять. Та сложная паутина, которую Джон сплетал вот уже несколько месяцев, вдруг порвалась.
«А порванную сеть проще всего выкинуть, — решил он. — Залатать ее намного сложнее. Тем более, незаменимых людей нет».
Из комнаты послышалось икание. Только теперь Джон вспомнил про Руди, который все еще сидел и ждал непонятно чего — то ли новых заданий, то ли вознаграждения за уже выполненное.
«И опять этот пидор прокололся!» — зло подумал про него Кистофф.
Он вспомнил про то, что Руди не удалось скопировать нужный файл без свидетелей. И если вдруг утечка информации станет заметной и начнется разбирательство…
«Тогда они потянут его за язык, и он все им выложит как на духу, — подумал Джон. — А может, уже и собираются это сделать в ближайший после этого борделя рабочий день. Ведь наверняка в их гей-клубе есть какая-то служба собственной безопасности».
В этот момент Руди снова подал голос, пробормотав что-то невнятное. Кистофф не ответил. Он был всецело погружен в свои мысли.
«Что ж, это хороший повод для того, чтобы избавиться от этого козла, — наконец принял решение Джон. — А заодно и устроить хороший сюрпризец нашим русским друзьям. Пусть они расхлебывают свои проблемы и не лезут в чужие дела».
Он внимательно оглядел кухню. Над плитой висела небольшая кочерга для камина. О ее предназначении можно было только догадываться — ведь самого камина не было.
Кистофф аккуратно снял ее со стены, испробовал на прочность — и остался доволен. Затем он спрятал кочергу в рукав рубашки и отправился в комнату.
— Прошу прощения за задержку, — с улыбкой извинился он перед Руди. — Позвонила одна знакомая дама… ну, и сами понимаете, в общем…
— Простите, я могу уже идти? — осведомился Руди.
— Я задержу вас совсем ненадолго, — вдруг превратился в саму учтивость Кистофф. — Хотел бы обсудить с вами две темы. Во-первых, гонорар за уже проделанную вами работу, а во-вторых, новое к вам предложение.
Услышав про гонорар, Руди оживился. Его настроение резко улучшилось.
— Начнем, пожалуй, со второго, — предложил Кистофф. — У меня есть к вам один вопрос. Вы, случайно, не знакомы с этим человеком? Вот, взгляните на его фотографию.
Руди охотно вытянул свою и без того длинную грязную шею. Однако никакой фотографии в руке Кистоффа не было. Трансвестит хотел было удивиться этому, но не успел.
Сильная боль молнией пронзила его висок. Фраза оборвалась на полуслове.
Глава 11
После получасового нарезания кругов по городским закоулкам Глеб остановился, чтобы перевести дух.
Места вокруг были тихими и пустынными. Судя по всему, раньше они попадали в зону отчуждения с восточной стороны. Тогда жителям ГДР запрещалось даже близко подходить к Берлинской стене, а дома, которые к ней примыкали, опустели и превратились в руины.
Среди таких руин да пустырей и оказался Глеб. А где-то поодаль еще виднелись остатки того самого знаменитого бетонного сооружения, которое отделяло капитализм от социализма.
Здесь можно было перекурить и обдумать сложившуюся ситуацию. Хотя никаких оптимистических мыслей она, разумеется, навеять не могла.
