Но ни выстрелов, ни криков не было слышно. Аль-Самоди отличался исключительной сообразительностью. Он сразу понял, что начальник охраны решил не вешать на себя лишние трупы в последние дни своей карьеры.
Хотя еще один или пару десятков трупов уже вряд ли могли испортить его репутацию. Президент знал, что руки у генерала Абдель-Мосима по плечи в крови. И за это его и держал. Такой человек не предаст, не окажется перебежчиком. Он будет держаться до последнего.
— Товарищ президент, у нас не хватает патронов, — отрапортовал генерал, появляясь на террасе. — Осталось всего пару рожков, но их лучше не расходовать на тот случай, если придется прорываться.
Аль-Самоди сразу понял, что это лишь пустая отговорка. Но виду не подал.
— А что насчет газовых гранат? — поинтересовался он. — Это средство мне кажется даже более эффективным.
— Но они уже давно закончились, — соврал генерал. — Арсенал совершенно пуст.
Президент повернулся, чтобы бросить на него укоризненный взгляд. Душа Абдель-Мосима по привычке ушла в пятки.
Он знал, что раньше, еще пару месяцев назад, сразу после этого его бы схватили, жутко пытали несколько дней, используя изобретенные им же самим методики, а потом публично казнили. И каждый житель страны громко бы кричал: «Позор предателю родины!»
Но теперь времена изменились. У президента нет больше личной гвардии, состоявшей из молчаливых степняков или чернокожих наемников. Все они давно разбежались кто куда, не без основания опасаясь расправы.
Сначала солдаты охотно выполняли приказы вождя. Поливали напалмом непокорные города, похищали и зверски убивали жен и детей активных бунтовщиков, насиловали женщин в тех деревнях, которые симпатизировали повстанцам…
Но потом повстанцы перешли в контрнаступление. Армии пришлось столкнуться с реальной силой и реальным противодействием. И тогда она быстро расползлась по швам. Наемники, на которых так надеялся президент, оказались неспособными выполнять боевые задачи. Они покидали позиции, еще только завидев авангард противника, хотя состоял он из пестрой и плохо организованной толпы, вооруженной чем попало.
Так разбежалась по кустам даже дворцовая охрана, хваленая президентская гвардия. Негры хватали то, что попадалось им под руки, скажем, китайскую вазу или дорогие часы, — впрыгивали в свои шикарные «дефендеры» и неслись через пустыню к границе с Египтом.
Еще недавно Аль-Самоди казался всевластным и вечным. Он внушал страх у каждого из жителей страны. Боялось его и все ближайшее окружение. Он привык, что от его утреннего настроения или от погоды за окном зависели жизни.
И вот теперь перед генералом сидел лишь дряхлый и беспомощный старик. Он лишился абсолютно всего — и власти, и армии, и сторонников, и даже любимого коньяка. У него оставался только личный вертолет на крыше дворца, а еще он, верный служака генерал Абдель-Мосим.
Генерал уже неделю назад понял, что война проиграна. И теперь его волновало только одно: как спасти свою шкуру. Он знал, что повстанцы никогда не простят ему его зверств. Знал он и то, что ни один правитель мира не впустит его в свою страну. Разве только, если он заявится не с пустыми руками.
Абдель-Мосим знал и еще кое о чем. Именно поэтому он оставался здесь, как последний солдат президента.
Государственная казна Такара состояла из личного президентского фонда. Все уже привыкли, что разницы между этими понятиями, по сути, не существует. Деньги хранились непосредственно во дворце — или, вернее, в главной из резиденций, потому что всего их у Аль-Самоди было двенадцать. Это тоже казалось вполне рациональным решением. Дворец охранялся куда лучше, чем любое другое здание в стране.
И вот буквально пару дней назад все слитки золота и бриллианты были погружены в личный вертолет Аль-Самоди.
Генерал сам принимал в этом непосредственное участие — других грузчиков в опустевшем дворце уже не нашлось. Но вот куда полетел вертолет, он не знал. Об этом знали только сам президент и два пилота. Или, вернее, только президент, потому что один пилот из рейса и не вернулся, а второй был расстрелян лично им, генералом, по приказу президента.
Абдель-Мосим небезосновательно предполагал, что если он заявится ко двору одного из арабских или африканских царьков с таким «приданым», то отнесутся к нему куда благосклоннее. А возможно, за эти деньги удастся купить и честное имя. И потом обзавестись собственной виллой где-то на Кипре и вспоминать обо всем как о страшном сне.
Генерал знал, что ситуация с патронами не такая и плохая, как он представлял шефу. Впрочем, для овладения несметными богатствами было достаточно даже половины рожка его АКМ. А может, и просто удара прикладом по давно облысевшей морщинистой голове. Только бы добраться до этого сокровища!
…Тем временем шум слышался уже совсем близко. Судя по всему, толпа вплотную подошла к внешним воротам. Аль-Самоди знал, что их никто не охраняет. И массивные литые створки высотой почти в пять метров будут выбиты за считанные минуты.
Когда за окном раздался ужасный скрежет (видимо, штурмовавшие пытались пробить ворота на танке), президент поставил бокал на столик, с трудом встал со своего кресла и сказал генералу:
— Ну что же, нам, кажется, пора!
Тот молча кивнул головой. И они отправились к потайной лестнице, ведущей на крышу.
Генерал шел первым, демонстрируя офицерскую выправку. Ссутулившийся президент семенил за ним, опираясь на тросточку. Он в последний раз осматривал убранство шикарных дворцовых залов, мраморные стены, роскошный декор… Ему было очень жалко, что кто-то будет пользоваться всем этим уже после него.
— Хотя… это мы еще посмотрим! — тут же добавил Аль-Самоди.
Пройдя через анфилады залов, они оказались у парадной лестницы. У выхода на нее в углу висела картина — портрет матери вождя. Генерал, не особо церемонясь, сорвал ее, открывая маленький проход.
Для того чтобы вскарабкаться на этаж выше по узенькой железной лестнице, президенту пришлось приложить немало усилий. Когда он уже оказался на крыше, одышка у него была такая, что пришлось на пару секунд замереть на месте.
К счастью, вертолет их ждал в полной исправности. Живых пилотов в наличии не оказалось. Но президент знал, что в управлении этим транспортом можно вполне положиться на руководителя службы безопасности.
Абдель-Мосад занял место пилота. Аль-Самоди расположился рядом. Мотор завелся с полоборота, и через пару мгновений вертолет уже взлетел над резиденцией.
Аль-Самоди попросил сделать над ней круг. Он понимал, что видит свой дворец в последний раз. Но зрелище оказалось не из приятных. Как раз в этот момент стальные ворота пали, и разъяренная толпа его подданных хлынула на территорию резиденции, чтобы как следует отблагодарить своего правителя.
Президент испытал приятное чувство злорадства — впервые за последние дни.
«А все-таки этого генерала надо было расстрелять! — подумал Аль-Самоди. — Он еще ответит за то, что не выполнил приказ».
