Чарльз словно почувствовал, что я могу передумать и уехать, так и не побывав у него. Он вышел из парадного и двинулся по гравийной дорожке. Следит за мной, мелькнуло у меня в голове. Выжидает. Хочет, чтобы я остался.
— Сид, — произнес он, открыв дверцу машины и заглянув внутрь. — Я знал, что ты приедешь.
— Вы надеялись, — поправил его я и выкарабкался из кабины.
— Ну, ладно. — В его глазах зажглись веселые искорки. — Надеялся. О, я тебя хорошо изучил.
Я посмотрел на фасад особняка, но увидел лишь окна, в которых отражалось серое, пасмурное небо.
— Она здесь? — поинтересовался я.
Он кивнул. Я повернулся, подошел к багажнику и достал оттуда чемодан.
— Тогда пойдемте, — предложил я. — Со всем этим пора кончать.
— Она очень расстроена, — пояснил он, следуя за мной. — И нуждается в твоем участии.
Я искоса взглянул на него и пробормотал: «Хм».
Больше мы не сказали друг другу ни слова и вошли в дом.
Дженни стояла в холле.
Я никогда не испытывал угрызений совести, встречаясь с ней после развода.
Впрочем, это бывало нечасто. По-моему, она не изменилась с тех пор, как я в нее влюбился, хотя теперь я видел ее другими глазами и относился к ней трезво и объективно. Ее нельзя было назвать классически красивой, но она по праву считалась очень хорошенькой. Тоненькая, стройная, с вьющимися каштановыми волосами, она любила ходить с гордо вскинутой головой, как птица перед полетом.
Правда, сейчас ее губы были плотно сжаты, и она смерила меня холодным взглядом.
Я мечтал увидеть ее смеющейся и нежной, хотя понимал, что ждать этого не приходится.
— Итак, ты приехал, — сказала она. — А я утверждала, что ты здесь не появишься.
Я поставил чемодан и глубоко вздохнул.
— Чарльз очень хотел меня видеть, — проговорил я, приблизился к ней, и мы, как повелось, поцеловали друг друга в щеку. Мы пытались создать впечатление хорошо воспитанной пары, сохранившей добрые отношения и после развода, но я частенько думал, что эти поцелуи куда больше напоминают салюты перед дуэлью.
Чарльз укоризненно покачал головой, заметив в нашем поведении фальшь, и отправился в гостиную. В прошлом он не раз пытался нас примирить, но магический клей для любого брака находится лишь в душах мужа и жены. Извне его не получишь. Очевидно, наш клей успел основательно засохнуть и превратился в пыль.
— Сид, я не желаю выслушивать твои нравоучения по поводу этой мерзкой истории, — начала Дженни.
— А я и не собираюсь тебя учить.
— Ты сам далеко не идеал, хотя считаешь, будто лучше тебя никого нет.
— Давай оставим это, Дженни, — примирительно произнес я.
Она резко повернулась и чуть ли не бегом бросилась в гостиную, а я медленно побрел за ней. Она меня использует, подумал я, а потом снова оттолкнет. Из-за Чарльза я позволил втянуть себя в это дело. Меня поразило, что я не чувствовал никакого желания ее успокоить. Кажется, неприязнь и раздражение по-прежнему преобладали у меня над состраданием.
Она и Чарльз были не одни. Когда я вошел, Дженни пересекла комнату и остановилась рядом с высоким блондином, которого я уже встречал у них в доме, а поодаль от Чарльза стоял незнакомец, плотный мужчина неопределенного возраста.
Его суровый взгляд странно контрастировал с простецкой розовой физиономией, и это само по себе вызывало недоумение.
— Ты знаком с Тоби, не правда ли, Сид? — сугубо светским голосом произнес Чарльз.
Поклонник и верный защитник Дженни молча кивнул мне. Я ответил ему тем же.
Мы обменялись сдержанными улыбками, хотя оба предпочли бы обойтись без них.
— А это, Сид, мой адвокат Оливер Квэйл. Он пожертвовал партией в гольф ради визита ко мне. Очень мило с его стороны.
— Итак, вы Сид Холли, — начал мужчина неопределенного возраста, пожав мне руку. Голос у него был весьма обычный, но взгляд словно пронизывал насквозь, ничего не оставляя без внимания. Он пристально посмотрел на мою полуспрятанную руку, и я решил, что ему известна моя печальная эпопея. Я не удивился. Такое бывало нередко. Потом он поглядел мне в лицо и догадался, что я понял, почему он не отрывает от меня глаз. На его нижнем веке краснело маленькое пятнышко единственная примета невыразительного облика.
Чарльз скривил рот и спокойно проговорил:
— Я предупреждал вас, Оливер. Если вы не хотите, чтобы он прочел ваши мысли, то лучше не отводите взгляд.
— Могу заметить, что вы не отводили взгляд, — сказал я.
— Я выучил этот урок много лет назад.
Чарльз изящным жестом пригласил всех сесть, и пять человек с удовольствием опустились в кресла, обитые бледно-золотой парчой.
— Я уже говорил Оливеру, — обратился ко мне Чарльз, — что если кто-то способен отыскать Никласа Эша, то только ты.
— Иметь в доме слесаря, когда лопнули трубы, очень полезно, вам так не кажется? — врастяжку произнес Тоби.
Это был оскорбительный выпад. Я попытался разыграть простачка и с преувеличенной наивностью спросил, почему полиция так долго разыскивает Эша.
— Сложность в том, — пояснил Квэйл, — что чисто технически виновата одна Дженни. Она получала деньги под ложным предлогом. В полиции ее, конечно, выслушали, и человек, который ее допрашивал, держался на редкость вежливо, но… — он неторопливо пожал массивными плечами, в этом жесте органично сочетались симпатии и покорность обстоятельствам, — они могут изменить отношение к этому делу.
— Но я же говорил, — возразил Тоби, — что все придумал Эш. И он главный виновник.
— Вы способны это доказать? — задал ему вопрос Квэйл.
— Так утверждает Дженни, — упрямо произнес Тоби, словно других доказательств не требовалось.
Квэйл покачал головой.
— Я уже разъяснил Чарльзу. Из подписанных ею документов следует, что она знала о мошеннической основе предприятия. А наивность, даже искренняя, — всегда плохая защита или, точнее, вовсе не защита.
— Но поскольку нет свидетельств, что инициатор именно он, что вы сделаете, если я его отыщу? — полюбопытствовал я.
Квэйл внимательно поглядел на меня.
— Надеюсь, что если вы его найдете, то отыщете и эти свидетельства.
Дженни сидела неестественно прямо. Наконец она решилась заговорить. В ее голосе угадывалось беспокойство, но в еще большей степени гнев.
— Все это ерунда, Сид. Почему бы тебе не сказать прямо, что ты не справишься с поисками?
— Я не знаю, так ли это.
— Сид внушил себе, что ум — его основное оружие с тех пор, как он стал калекой, — обратилась она к Квэйлу.
Ее насмешливая интонация явно возмутила Квэйла и Чарльза, а я удрученно подумал, что вызываю у нее желание ударить в самое больное место. Я не придал значения ее словам и с горечью заключил, что из-за меня она, вероятно, показалась Квэйлу вздорной и вспыльчивой особой, а не той жизнерадостной женщиной, какой до сих пор была.
