Сталь была уже почти в животе Кальдера, когда я ее отбил. Я всем телом обрушился на руку мальчишки, точно снаряд, которым разбивают стены, и на краткое мгновение передо мной мелькнуло переплетение нитей на брюках Кальдера, глянец на его ботинках, мусор на мостовой. Мальчишку я подмял под себя и с ужасом сообразил, что где-то между нашими телами он еще сжимает зловещее лезвие.
Он извивался подо мной, сплошь мускулы и ярость, и пытался меня сбросить. Он упал на спину, лицо его оказалось как раз под моим: глаза сощурены, рот оскален. Врезались в память черные брови, бледная кожа и звук свистящего дыхания, что вырывалось сквозь яростно стиснутые зубы.
Обе его руки были у меня под грудью, и я чувствовал, как он пытается высвободить место, чтобы воспользоваться ножом. Я всем телом навалился на него, твердя про себя: «Не делай этого, не делай этого, чертов дурак»; и твердил я это ради его же блага, что казалось мне в тот момент безумием, и еще большим безумием показалось задним числом. Он пытался причинить мне страшный вред, а я думал только о том, в какую беду он попадет, если преуспеет.
Мы оба задыхались, но я был выше и сильнее и мог бы удерживать его еще очень долго, не появись тут два полисмена, которые до того регулировали дорожное движение. Они видели драку, видели, как они полагали, человека в визитке, который напал на прохожего, видели, как мы боремся на земле. Как бы там ни было, я ощутил их присутствие, когда стальная хватка стиснула мои локти и оторвала меня от мостовой.
Я сопротивлялся изо всех сил. Я не видел, что это полисмены. Я не отводил взгляд от мальчишки: от его глаз, от его рук, от его ножа.
С бесцеремонной силой они оттащили меня прочь, один из них зашел сзади и завернул мне руки за спину. Отчаянно лягаясь, я завертел головой и только тут осознал, что новые противники одеты в темно-синее.
Мальчишка разобрался в ситуации куда быстрее. Извернувшись, он вскочил на ноги, сжался на долю секунды, точно бегун на старте, чуть ли не на карачках ввинтился в толпу, которая все изливалась из ворот, и пропал из виду внутри ипподрома. Там они никогда его не найдут. Там он может скрыться на трибунах и просто выйти через нижние ворота.
Я прекратил сопротивление, но полисмены меня не отпустили. Они и не думали преследовать мальчишку. Они не к месту называли меня «сэр», но обходились со мной без уважения, и если бы я мог рассуждать спокойно, я бы их понял.
— Ради бога, — сказал я наконец одному и; них, — что, по-вашему, делает этот нож на мостовой?
Они взглянули туда, где лежал нож; туда, куда он упал, когда мальчишка скрылся. Восемь дюймов острой стали; кухонный ножик с черной рукоятью.
— Парень пытался напасть на Кальдера Джексона, — пояснил я. — Я всего лишь остановил его.
Нас окружили встревоженные Генри, Гордон, Лорна, Джудит и Пен, которые без умолку уверяли закон, что их друг никогда в жизни не напал бы ни на кого без крайней необходимости. А Кальдер изумленно разглядывал и ощупывал порез на поясе брюк.
Фарс потихоньку сводился к тупейшей бюрократической процедуре. Полицейские ослабили хватку, я отряхнул пыль с колен отцовских брюк и поправил перекрученный галстук. Кто-то подобрал мой свалившийся цилиндр и подал его мне. Я улыбнулся Джудит.
Трагикомедия продолжалась. Последствия заняли полвечера и оказались невыносимо нудными: полицейский участок, тяжелые стулья, пластмассовые чашки кофе.
Нет, я никогда не видел мальчишку до того. Да, я уверен, что мальчишка специально метил в Кальдера. Да, я уверен, что он просто мальчишка. Лет шестнадцать, наверное. Да, я узнаю его при встрече. Да, я помогу составить фоторобот. Нет, моих отпечатков пальцев на ноже ни в коем случае не окажется. Мальчишка сжимал его, пока не сбежал. Да, конечно, они могут снять мои отпечатки, раз такое дело.
Кальдер, совершенно озадаченный, твердил вновь и вновь, что понятия не имеет, кому могло понадобиться его убивать. Полицейские упорствовали: большинство жертв были знакомы со своими убийцами, говорили они, особенно в таких случаях, как этот, когда предполагаемый убийца, похоже, специально поджидал свою жертву. Согласно словам мистера Эктрина, мальчик знает Кальдера. Это вполне возможно, говорил Кальдер, поскольку его показывали по телевидению, но Кальдер не знает мальчика.
Некоторые полицейские отреагировали молча, зато другие продемонстрировали вызывающее недоверие; тут Кальдер язвительно напомнил, что, если бы они так не старались привлечь к ответу меня, мальчишка уже сидел бы под арестом и им бы не пришлось его искать:
— Сначала спрашивать надо! — сказал Кальдер, но даже я покачал головой.
Если бы я в самом деле был зачинщиком, я мог убить мальчика, пока полиция выясняла у свидетелей, кто на кого напал. Полицейские сначала действовали, потом спрашивали; это было опасно, но куда опасней было бы поступать наоборот.
В итоге мы с Кальдером покинули участок вместе. На улице он сбивчиво попытался выразить мне признательность.
— Э-э... Тим... Благодарю вас за... Если бы не вы... Не знаю, что и сказать.
— Ничего не говорите, — сказал я. — Я сделал это не раздумывая.
Рад, что вы в порядке.
Мне казалось, что все остальные давно должны были разъехаться, но Дисдэйл и Беттина ждали Кальдера, а Гордон, Джудит и Пен — меня. Они стояли группой возле каких-то автомобилей и разговаривали с тремя-четырьмя незнакомцами.
— Мы знаем, что и вы, и Кальдер приехали на поезде, — сказал Гордон, подходя к нам, — но мы решили отвезти вас домой.
— Вы чрезвычайно добры, — сказал я.
— Дорогой Дисдэйл... — начал Кальдер. Ему, казалось, все еще недоставало слов. — Право же, большое вам спасибо.
Вокруг него поднялась суматоха; идол подвергся опасности и был спасен. Незнакомцы вокруг машин оказались рыцарями пера, для которых Кальдер Джексон всегда новость, живой или мертвый. К моему ужасу, они заявили о себе, извлекая записные книжки и фотоаппараты, и записали все, кто бы что ни говорил, только вот ничего не добились от меня, поскольку я хотел одного чтобы они заткнулись.
С таким же успехом можно пытаться остановить лавину, подставив ладонь. Дисдэйл, и Беттина, и Гордон, и Джудит, и Пен сделали дьявольскую работу, в результате которой я на какое-то время попал в историю как человек, который спас жизнь Кальдеру Джексону.
Никто, похоже, не подумал о том, что напавший может предпринять вторую попытку.
Я смотрел на свою фотографию в газетах и гадал, читает ли их мальчишка и знает ли он теперь, кто я такой.
Год первый: октябрь
Гордон вновь приступил к работе; свою подрагивающую руку он старался не выставлять на всеобщее обозрение.
Когда он оживлялся, как в тот день в Аскоте, то, казалось, забывал о маскировке, но в остальное время приспособился сидеть за своим столом сгорбившись и зажав руку меж колен. Я жалел его. Никто не замечал, что его рука дрожит, никто на сей счет не высказывался, но Гордон тайно страдал. Однако работе это не мешало. Гордон вернулся в июле, бодро поблагодарил меня в присутствии прочих за временное заместительство, затем забрал с моего стола свои бумаги и вновь взвалил ответственность на себя.
