— Легко вышел, — сказала Джинни. — Мы с Найджелом просто наблюдали.
— Вы много раз видели, как рождаются жеребята? — спросила Пен.
— Ой, сотни. Всю жизнь смотрю. Чаще всего это ночью бывает.
Пен смотрела на нее с таким выражением, будто ее фантазию, как и мою, взбудоражило такое необыкновенное детство; будто она, как и я, ни единого раза не видела, как рождаются животные, не говоря уже о том, чтобы в возрасте пятнадцати лет наблюдать это день за днем.
— Эту кобылу будут случать с Сэнд-Кастлом, — сказал Оливер.
— И ее жеребенок выиграет Дерби? — с улыбкой спросил Гордон.
Оливер улыбнулся в ответ.
— Неизвестно. Но к тому все задатки. — Он глубоко вздохнул, набрав полную грудь воздуха. — Никогда ничего подобного я не мог сказать до этого года. Ни один жеребенок, рожденный или зачатый здесь, в прошлом не побеждал в классических соревнованиях, но теперь... — Он широко повел рукой...Однажды отсюда... — Он помолчал. — Это целый новый мир. Даже страшно.
— Так что ваши надежды оправдались? — спросил я.
— Более чем.
В конце концов, подумал я, под всей этой строгой воинской деловитостью скрывалась душа. Видение высот, которых он достигнет в реальности. И я не мог предполагать, много ли пройдет времени, прежде чем блеск станет банальностью, победители — установившейся практикой, аристократы — общим стадом. Это то, к чему он стремился, но по достижении цели чувства его притупятся.
Мы оставили жеребенка и прошли дальше по дорожке мимо случного сарая; ворота нынче были широко распахнуты, открывая пол, плотно выстеленный рыхлым бурым торфом. Оливер немногословно объяснил, что происходит внутри, когда сарай занят. Больше комментариев не последовало, и мы все без остановки прошли мимо в святая святых, во двор жеребцов.
Там был Ленни, вываживал одного из жеребцов вокруг маленького дворика; он шаркал, понурив голову, точно занимался этой работой уже долгое время. Конь был усеян мелкими каплями пота, и по расположению открытого пустого стойла я догадался, что это был Ротабой.
— Он только что покрыл кобылу, — бесстрастно сказал Оливер. — После этого он всегда так выглядит.
Джудит, Гордон и Пен сообща выглядели так, будто здешний неприкрытый секс был более приземленным, чем они ожидали, хотя им не довелось услышать, как мне однажды, спокойную дискуссию Оливера с Найджелом о процессе обеззараживания вагины. Однако они мужественно овладели собой и с должным благоговением устремили взоры на голову Сэнд-Кастла, которая выплыла на свет из полумрака денника.
Он держался почти повелительно, точно его новая роль коренным образом изменила его характер; возможно, так оно и было. Удовлетворяя свой возобновившийся интерес к скачкам, я сам не раз наблюдал, как постоянный успех наделяет некоторых лошадей определенной «осанкой», а Сэнд-Кастл всегда, даже заблудившийся и испуганный на вершине холма, ощутимо ею обладал; но теперь, всего два месяца спустя, в нем проявилось новое качество, которое почти можно было назвать заносчивостью; новообретенная уверенность в своем превосходстве.
— Он великолепен, — не удержался Гордон. — Рад, что вижу его вновь после того великого дня в Аскоте.
Оливер предложил жеребцу привычные две морковки и пару шлепков, обращаясь с Его Величеством фамильярно. Ни Джудит, ни Пен, ни тем более Гордон или я не пытались даже коснуться чувствительных ноздрей: боялись, что наши пальцы будут, без сомнения, откушены до запястья. Восхищение принималось как должное, но расстояние разумнее было соблюдать.
Ленни завел умиротворенного Ротабоя в его стойло и принялся чистить соседнее, принадлежащее Летописцу.
— За двором жеребцов постоянно присматривают два работника, — сказал Оливер. — Ленни, вот он, и еще Дон, ему тоже можно доверять. А Найджел лошадей кормит.
Пен уловила в его словах недоговоренную мысль и спросила:
— Вам необходимо больше заботиться о безопасности?
— До некоторой степени, — кивнул он. — У нас между дворами протянуты провода связи, так что либо Найджел, либо я, когда мы у себя дома, услышим, если будет какой-нибудь необычный шум.
— Например, стук копыт по дорожке? — предположила Джудит.
— Точно. — Он улыбнулся ей. — У нас также есть дымовые сигналы тревоги и большие огнетушители.
— И кирпичные стойла, и на ночь на дверные задвижки вешаются комбинированные замки, и ворота на всех подходах к трассе запираются, — затараторила Джинни. — Папа и в самом деле расстарался для безопасности.
— Рад слышать, — сказал Гордон. Я улыбнулся про себя классическому случаю запирания конюшни после того, как лошадь удрала, но в самом деле видно было, что Оливер усвоил суровый урок и знал, что счастливо отделался, получив второй шанс.
Немного погодя мы отправились к дому, задержавшись во дворе жеребят полюбоваться на новорожденного, который теперь уже стоял на трясущихся ножках и оглядывался в поисках ужина.
Оливер отвел меня в сторону и спросил, интересно ли мне посмотреть, как Сэнд-Кастл будет покрывать кобылу; очевидно, это событие намечалось в скором времени.
— Да, конечно, — сказал я.
— Остальных я не приглашаю — там нет места, — объяснил Оливер. Я велел Джинни показать им кобыл и жеребят в загонах, а потом отвести в дом и напоить чаем.
Никто не возразил против предложенной программы, особенно потому, что Оливер не сказал, куда мы направляемся: Джудит наверняка предпочла бы присоединиться к нам. Джинни повела их и Сквибса прочь, и я услышал, как она говорит:
— Дальше отсюда, по соседству, есть еще один двор. Можем пройти там, если хотите.
Оливер, глядя им вслед, пока они неторопливо шли по дорожке, которую Сэнд-Кастл пролетел бешеным галопом, а я спринтерским броском, сказал:
— Уотчерлеи ухаживают за всеми слабенькими жеребятами и кобылами, подхватившими инфекцию. В результате оказалось, что это всех устраивает. Я арендовал их хозяйство, и они работают на меня, и их компетентность по части больных животных оказалась весьма кстати.
— Так значит, это вы чинили у них заборы в тот мой февральский приезд?
— Правильно. — Он сокрушенно вздохнул. — Еще неделя — и были бы доделаны ворота в живой изгороди и в подъездной аллее, и Сэнд-Кастл ни за что бы там не проскочил.
— Ничего страшного не случилось.
— Да, благодаря вам.
Мы неспешным шагом возвращались к случному сараю.
— Вы когда-нибудь прежде видели жеребца за работой? — спросил хозяин.
— Не довелось.
Помолчав, он предупредил:
— Вам может показаться, что это грубая сила. Насилие. Но для них это нормально, помните. Он скорее всего укусит ее за шею, но это для того, чтоб удержаться в позиции и вместе с тем выразить свою страсть.
