— Кто бы этим ни занимался, к тому времени он еще не знал, что преуспел. И потому, я полагаю, он для надежности продолжал свое дело. Может быть, даже увеличив дозу... И если селен в этом году не давали, откуда он у Джинни?
Пен неохотно уступила.
— Наверное, я просто искала причину, чтобы не пускать вас к Кальдеру.
— Если я что-нибудь обнаружу, вслед за мной появится старший инспектор Вайфолд с ордером на обыск. Так что не беспокойтесь.
— Ладно, — сказала она, ничуть не перестав тревожиться.
Замки шкафчиков, стоящих вдоль стен приемной, были для моих отмычек пустым делом, но вот содержимое оказалось загадкой, хотя многие баночки и коробочки были снабжены надлежащей этикеткой. Кое-что явно поступило от поставщиков, но большей частью тут были травы, о которых постоянно толковал Кальдер: гидрастис, окопник, фо-ти-тьенг, миррис, сарсапарель, лакрица, пассифлора, папайя, чеснок. Все в больших количествах. Нигде не было услужливой надписи «Селен». Я прихватил с собой плотную пластиковую сумочку с застежкой-"молнией" — упаковку от шелкового галстука и носового платка (подарок от моей матери на Рождество). Туда я систематически складывал по две-три капсулы из каждой бутылочки и по две-три пилюли каждого вида, и маленькие пакетики с травами. Пен, думал я, проведет чудесный вечерок, на досуге разбирая все это.
Когда сумочка наполовину наполнилась образцами, я тщательно запер все шкафчики и повернулся к холодильнику, у которого был вполне домашний вид и всего лишь магнитный запор на дверце.
Внутри не оказалось бутылочек с шампунем. И кофейных фильтров. И льняного масла. Там стояли просто большие пластиковые бутыли с Кальдеровой панацеей.
Я подумал, что с тем же успехом могу зачерпнуть и ее, дабы удовлетворить любопытство Пен. Пошарил вокруг в поисках небольшого сосуда и обнаружил несколько пустых баночек из-под лекарств в одном из буфетов. Над раковиной я осторожно отлил немного тоника в аптекарскую баночку, завернул крышку и поместил пластиковую бутыль на прежнее место в холодильник. Баночку поставил, чтобы была под рукой, на край рабочего стола и принялся наконец выдвигать ящики, в которых Кальдер хранил всякую всячину вроде хмеля, а также свою антикварную форму для пилюль.
Все было чистым и опрятным, как прежде. Если он и изготавливал здесь капсулы, содержащие селен, я не нашел и следа.
С растущим разочарованием я быстро осмотрел каждый ящик. Пакеты семян: кунжут, тыква, подсолнух. Пакеты сухих трав, земляничных листьев, люцерны. Коробки пустых половинок желатиновых капсул, ожидающие наполнения.
Пустые неиспользованные баночки из-под пилюль. Все как прежде: ничего такого, чего я раньше не видел.
В нижнем, самом большом ящике еще лежали пластиковые мешки с хмелем.
Я растянул горловину одного и обнаружил то, что ожидал: остро пахнущий ворох. Затянул горловину, слегка встряхнул мешок, укладывая его на место, и увидел, что под мешками хмеля лежит коричневый кожаный портфель, обычного размера, толщиной дюймов шесть.
С чувством зря потраченного времени я вытащил портфель на поверхность рабочего стола и попробовал открыть. Обе защелки были заперты. Я выудил из кармана брюк связку отмычек и стал осторожно вертеть самой маленькой, пока механизмы не щелкнули.
Откинул крышку. Бутылок с собачьим шампунем я не нашел, но остальное заставило меня окаменеть. На первый взгляд содержимое принадлежало врачу: стетоскоп, фонарик-карандаш, металлические инструменты, все в соответствующих отделениях. Картонная коробка без крышки, где лежало четыре или пять крошечных тюбиков с мазью-антибиотиком. Большая бутыль с кучкой маленьких белых таблеток на дне; на этикетке длинное название, которое я еле разобрал, не то чтобы запомнить. Внизу в скобках — «мочегонное». Книжка бланков для рецептов, чистая, неиспользованная.
Вогнали меня в столбняк имя и адрес, отпечатанные на бланках рецептов, и инициалы, четко вытисненные золотом на коже под ручкой портфеля. Я.
А. П. — на портфеле. Ян А. Паргеттер — на рецептах. Ян Паргеттер, ветеринарный хирург, адрес в Ньюмаркете.
Его портфель, пропавший, когда его убили. Тот самый портфель.
Дрогнувшими пальцами я взял один из тюбиков с антибиотиком, несколько таблеток мочегонного и три бланка рецептов и присоединил к прочим трофеям.
Потом, чувствуя, что сердце колотится вдвое быстрее, чем прежде, проверил, все ли лежит на своих местах, прежде чем застегнуть портфель.
Открылась дверь. Я почувствовал и услышал это одновременно: дуновение ночного воздуха достигло меня вместе с шорохом. Я обернулся, думая, что один из работников Кальдера совершает поздний обход больницы, и гадая, как же объясню ему свое присутствие. И увидел, что объяснения не понадобятся.
Кальдер собственной персоной переступил через порог. Кальдер в ореоле кудрей, Кальдер, который должен быть за сотню миль отсюда и общаться с нацией с экрана телевизора.
Сперва он явно опешил, но удивление тут же сменилось жестким пониманием. Внимательный взгляд скользнул от бутылочки тонизирующей микстуры, стоящей на столе, к лежащему там же открытому портфелю ветеринара. Потрясение, неверие и гнев вдруг вспыхнули яростной реакцией, и он действовал с такой скоростью, что даже если бы я сообразил, что он хочет сделать, я все равно не успел бы увернуться.
Он вскинул руку и сорвал с кронштейна маленький красный огнетушитель, висевший рядом с дверью. На одном движении он замахнулся, красная луковичка огнетушителя на долю секунды заняла все мое поле зрения и с треском сшиблась с моим лбом. И сознание мое мгновенно померкло.
Мир вернулся, точно его разом включили: вот я без чувств, а в следующую секунду очнулся. Ни тебе серой мути оцепенения, ни искр из глаз, просто щелчок выключателя.
Я лежал на спине в какой-то зловонной соломе, в стойле, освещенном электричеством, а с высоты шести футов на меня подозрительно уставился гнедой жеребец.
С минуту я старался сообразить, как сюда попал: уж больно неправдоподобным было положение. Потом ко мне вернулось воспоминание о красном полушарии, ударившем меня между глаз, а потом разом вспомнился весь вечер.
Кальдер.
Я находился в стойле в конюшне Кальдера. Я находился здесь предположительно потому, что Кальдер перетащил меня сюда. Пока что. Пока — что?
Подбадривая себя мысленно, я попытался встать, но обнаружил, что сознание восстановилось полностью, а вот чувства — нет. Голова моя закружилась волчком, стены опрокинулись, серые бетонные блоки явно собрались обвалиться на меня. Тихо чертыхнувшись, я попытался еще раз, помедленнее, приподняться на одном локте, с трудом удерживая глаза неподвижными в глазных впадинах.
Верхняя половина двери стойла внезапно распахнулась, петли взвизгнули. В проеме показалась голова Кальдера; когда он увидел, что я очнулся, лицо его выразило смятение и испуг.
— Я думал, — сказал он, — что ты будешь без сознания... что ты даже не узнаешь. Я так сильно тебя ударил... ты должен был вырубиться. — Голос, выговаривающий эти невозможные слова, звучал совершенно естественно.
